За городом бесчинствует весна.
Куда ни глянь – везде зиме убытки:
в лесах – то тут, то там подснежник прыткий,
на реках лёд как вспухшая десна.
Весна в ударе – дуре только дай –
так распоясалась, что не унять вакханку.
Грачам скрошила сдобную буханку
припа'сенную к Пасхе. Нагоняй
устроила ветрам за промедленье
топить снега, сгонять ручьи в стада,
асфальт сушить в запревших городах,
залечивая улиц воспаленье.
Весна по вольности так барствует, что день
прибавил света, опасаясь взбучки.
Врачуя абстинентную мигрень,
пустился в тяжкие до будущей получки.
А тут, хоть вой, зима ещё в правах.
Кутит напропалую напоследок.
Проснувшись утром, посыпает снегом
слова и крыши, дует в рукава
нахохленным простуженным прохожим,
хохочет гулко в каменных дворах,
горланит громогласное «Ура!»,
домохозяйкам в окна корчит рожи.
Зима в столице. И плевать ей на
прибавку дня, что отрастивши брюхо
(чего уж там, когда такая пруха!)
фланирует в фланелевых штанах.
Зима хоть и не мелочна, но счёт
ведёт своим владениям сурово.
Я жду весны рассерженным грачом,
что прилетел, а пашня неготова.