Змея, рисующая собой
силуэт восточной красавицы, –
электрогирлянда
в лапах ели у ресторана…
Я говорю на непонятном языке:
картины с натуры, которыми не давятся
мои стихи,
другими воспринимаются
пространно
звучащими фразами,
и это
нестранно:
налегке –
легче, чем под грузом
ассоциаций, реминисценций, аллюзий,
под грузом несогласия с простотой форм,
в которые норовят облечь
сложно разветвлённую бездну
данного не выдуманному человеку
мироощущения –
речь
об этом.
Жизнь – от чуждого освобождение
на уровне духа…
Мужайся, бедное ухо,
вырванный глаз,
чернозёмом напитанный, глас
грядущий…
Жизнь – сквозь неподвижное движение,
радующее всходами после потопа,
повторяющими смытых нас,
верой в это
смерти не имущих.
И что с того,
что вокруг меня
запрятанный в единоличный карман
Казахстан,
материальной лишь частью
ставший достоянием достархана
клана
пищеварительных нирван?!
Стан изогнут –
реальная электрогирлянда -
абрис заполненного предполагаемой плотью
шёлкового шаровара
сияет жёлтым,
красным,
зелёным жаром,
напоминая пёстрое изображение
шаховского гарема
на жестяной кубышке,
из-под индийского чая
брежневских времён:
в кричащей одежде,
лукаво отпрянув
от наложенного на неё наслаждения
в пределах резных столбов
царского балдахина,
галкоподобная дива
с подносом сластей в руках
вспыхивает и гаснет
в январских иголках тянь-шаньской ели,
напоминающей распятие
с не воскресшим ещё Христом –
зачехлённое прорезиненным с молнией мешком
из тех, что демонстрируют свою функциональность
в заполонивших экраны кинобоевиках…
Всё, что можно оформить
с помощью сшитых кем-то чехлов,
щеголяющих рукотворностью,
законно стальнеющих молний, –
не есть реальность
для человека, сумевшего заполнить
ад безвременья райскими плодами
упраздняющих наносное
исконными корнями
вечных
для любого, не лихого человека,
человечных
слов.