Были двое. Давно – я не помню имён…
Он любил, а она не слыхала о нём.
За всю жизнь ни словечка он ей не сказал,
Не притронулся к коже, не гладил волос:
Все слова и касания были в глазах.
Тёмно-серого пепла глаза у него;
У неё – васильковых морей колдовство.
Только что ей до пепла в очах палача?
Он – огромен и страшен, она – хороша,
И боясь навредить ей, он только молчал.
Он встречался порою нечаянно с ней,
И на миг его мир становился светлей,
А по краешку пепельной радужки глаз
Проявлялся оттенок весенних небес
Каждый раз, как он видел её – каждый раз.
Неизменно, от юности и до сих пор,
Чуть слабела рука, что держала топор,
А другая – до хруста сжималась в кулак.
И как будто вся сила из тела в неё
Миллилитрами крови текла, и текла,
И тепла никакого хватить не могло,
Чтоб его обогреть… Да какое тепло,
Есть крестьянки, душой холодней герцогинь,
И она из таких. Он глаза отводил,
И из них утекала небесная синь.
А потом она стала не так хороша,
Затвердела совсем ледяная душа.
Но остался единственный, давший обет,
Что при виде её будет падать рука,
И глаза по краям – каждый раз – голубеть.