Перевод с английского
В давние времена жила-была старая свинка тетушка Петтитоуз. У нее в семье было восемь детишек: четыре маленькие девочки-свинки. Их звали так: Ворчунья, Сластена, Хохотушка, Пеструшка.
И четыре маленьких мальчика-поросенка. Их звали так: Александр, Тихоня, Болтун, Толстяк.
С Толстяком произошел несчастный случай: у него был поврежден хвостик.
У всех восьмерых маленьких поросят был прекрасный аппетит. «Хрю, хрю, хрю! Как они едят! Ах, как они хорошо едят!» – говорила тетушка Петтитоуз, с гордостью глядя на своих детей.
Однажды послышался испуганный визг: Александра зажало обручами свиного корыта, и он не мог сам вылезти. Мы вместе с тетушкой Петтитоуз вытаскивали его за задние лапы.
Болтун тоже однажды опозорился; был банный день, и он съел кусок мыла. И в корзине с чистой одеждой мы нашли грязного маленького поросенка. «Ну и ну! Фу ты! Что это такое?» – ворчала тетушка Петтитоуз.
Все поросята были розовыми или с черными пятнышками, и только один поросенок был постоянно грязным, как негритенок, сколько бы его не совали в бадью с водой. Это была Хохотушка.
Когда я пошла в огород, то увидела там Ворчунью и Сластену – они выкапывали морковку. Я отхлестала их и вывела из огорода за уши. Ворчунья попыталась меня укусить.
«Тетушка Петтитоуз, тетушка Петтитоуз! Мы вас уважаем, но ваши дети совсем не воспитаны. Они все, кроме Пеструшки и Тихони, проказничают».
«Хрю, хрю!» – вздыхала тетушка Петтитоуз.
«Они выпивают полные ведра молока. Нужно искать другую корову. Послушная Пеструшка пусть останется помогать вам по хозяйству, но остальных придется увезти. Четыре поросенка-мальчика и четыре свинки-девочки слишком обременительно».
«Хрю, хрю, хрю, – сказала тетушка Петтитоуз. – Без них будет больше еды».
Вот так и случилось, что Болтуна и Сластену посадили в тачку, а Толстяка, Хохотушку и Ворчунью – в телегу и отправили со двора. Двух оставшихся мальчиков-поросят, Тихоню и Александра, отправили на рынок. Мы почистили им пальтишки, завили хвостики, вымыли им рыльца и пожелали счастливого пути.
Тетушка Петтитоуз вытирала глаза большим носовым платком. Она вытерла нос Тихоне и заплакала, вытерла нос Александру и заплакала снова. Потом она отдала платок Пеструшке, чтобы та тоже вытерла слезы, вздохнула, хрюкнула и сказала своим сыновьям: «А теперь Тихоня, дорогой сынок Тихоня, вы должны отправляться на рынок. Возьмите своего брата Александра за руку. Не пачкайте свою выходную одежду и не забывайте высмаркиваться».
(Тетушка снова передала по кругу носовой платок) «Остерегайтесь капканов, курятников, яичницы с беконом и всегда ходите на задних лапах». Тихоня, который был спокойным поросенком, с тоской смотрел на свою маму, и по его щеке катилась слеза.
Тетушка Петтитоуз повернулась к другому поросенку. «А теперь, Александр, берите за руку...» – «Вии-вии-вии», – хихикал Александр. «... Берите за руку вашего брата Тихоню. Вам пора отправляться на рынок». – «Вии-вии-вии», – прервал ее Александр снова. «Вы выводите меня из себя», – сказала тетушка Петтитоуз.
«Смотрите на дорожные знаки и мильные столбы*. Не глотайте селедочные кости».
«И помните, – сказала я внушительно, – если вы пересечете границу графства, то не сможете вернуться назад. Александр, вы не слушаете. Вот две лицензии, разрешающие двум свиньям идти на рынок в Ланкашире. Обратите внимание, Александр, у меня было много хлопот, чтобы получить эти бумаги у полицейского».
Тихоня слушал серьезно, а ветреный Александр вертелся и хихикал. Для безопасности я закрепила бумаги в карманах их жилетов булавками, а тетушка Петтитоуз дала каждому небольшой узелок и по восемь мятных леденцов, завернутых в бумагу с поручениями. И поросята отправились в путь.
Тихоня и Александр бежали, не останавливаясь, целую милю. Тихоня устал и остановился, Александр то убегал вперед, то возвращался назад. Он танцевал, щипал брата и напевал:
«This pig went to market, this pig
stayed at home,
This pig had a bit of meat—
Этот поросенок пошел на базар,
Этот поросенок остался дома,
У этого поросенка много еды...
– давайте посмотрим, что нам положили на обед, Тихоня».
Тихоня и Александр сели и развязали свои узелки. Александр проглотил свой обед в мгновение ока. Съел он и все свои мятные леденцы.
«Дайте мне одну вашу конфетку, Тихоня».
«Я хотел оставить их на непредвиденный случай», – сказал Тихоня нерешительно. Александр завизжал и затрясся от смеха. Он уколол Тихоню своей булавкой, которой была приколота его лицензия: а когда Тихоня шлепнул его, он уронил булавку и попытался отобрать булавку у Тихони. Так они перепутали все бумаги, и Тихоня отругал Александра. Они снова сложили бумаги и побежали дальше, напевая:
«Tom, Tom, the piper's son, stole a pig
and away he ran!
But all the tune that he could play,
was 'Over the hills and far away'»
«Том, Том, сын волынщика Том
Свинью украл и скорее убежал.
Но только одно играть он умел:
“Далеко-далеко за холмом”». **
«Что такое, молодые господа? Кто украл свинью? Предъявите ваши лицензии», – сказал полицейский. Поросята чуть не налетели на него, свернув за угол. Тихоня вытащил свою бумагу, Александр порылся в кармане и передал полицейскому какую-то мятую бумажку.
«Две с половиной унции засахаренных фруктов за три фунта» – «Что это? Это не лицензия!»
У Александра вытянулся нос. Неужели он потерял лицензию?
«Она у меня была, действительно была, мистер полицейский».
«Маловероятно, что вас отпустили без лицензии. Я сейчас пойду мимо фермы, вы можете идти со мной».
«Мне тоже нужно возвращаться?! – спросил Тихоня.
«Не вижу причины для этого, сэр. Ваша лицензия в полном порядке».
Тихоне очень не хотелось идти одному, и он залился слезами. Но с полицией спорить неблагоразумно, он дал брату мятный леденец и долго смотрел ему в след.
На этом приключения Александра закончились – сопровождаемый полицейским, притихший Александр вернулся домой как раз к вечернему чаю.
На этом я Александра оставляю; честно говоря, для общего спокойствия ему лучше сидеть дома.
Удрученный Тихоня продолжал путь в одиночестве. Он подошел к перекрестку с указателем: «До городского рынка – 5 миль», «Вверх по Холмам – 4 мили», «На ферму Петтитоуз – 3 мили».
Тихоня расстроился. Он надеялся выспаться на рынке, потому что завтра начиналась ярмарка по найму на работу, и было досадно, что столько времени потрачено впустую из-за легкомыслия Александра.
Тихоня задумчиво посмотрел на дорогу к Холмам, и покорно пошел по другой дороге к рынку, застегивая все пуговицы на пальто, чтобы не промокнуть от дождя. Ему никуда не хотелось идти. Мысль, что нужно выставлять себя на рынке на всеобщее обозрение, а потом какой-нибудь большой незнакомый фермер наймет его на работу, была ему неприятна.
«Был бы у меня огород, где бы я мог выращивать картофель», – вздохнул Тихоня.
Он засунул замерзшую руку в карман и нащупал бумагу, но когда он засунул другую руку в другой карман, то нащупал еще одну бумагу – лицензию Александра! Поросенок завизжал и со всех ног бросился бежать, надеясь догнать Александра и полицейского.
Но он свернул не на ту дорогу – еще несколько поворотов, и он заблудился. Тихоня испугался и завизжал: «Вии-вии-вии! Я не могу найти дорогу домой!»
Целый час он блуждал по лесу, пока смог выбраться из него. Сквозь облака пробивалась луна, и Тихоня увидел совершенно незнакомую для него местность. Дорога шла через вересковую пустошь, внизу была долина, по которой протекала река, а вдали в тумане виднелись холмы.
Он увидел маленькую деревянную лачугу, пошел к ней и вполз внутрь.
«Боюсь, что это курятник, но что я могу поделать?» – сказал Тихоня, мокрый, холодный и до смерти уставший.
«Яичница с беконом! Яичница с беконом!» – кудахтала на насесте курица.
«Капкан! Капкан! Капкан! Кудах – тах – тах!» – сердито кричал потревоженный петух.
«На рынок! На рынок! Джигити – джиг!» – кудахтала сидевшая на яйцах курица, усаживаясь на насест рядом с петухом.
Встревоженный Тихоня решил на рассвете уносить ноги.
Через некоторое время Тихоня и все курицы уснули. Меньше чем через час их разбудили. Хозяин мистер Питер Томас Пайперсон вошел в курятник с фонарем и корзиной поймать шесть домашних птиц, чтобы рано утром взять их на рынок.
Он схватил белую курицу, которая уселась на нашест рядом с петухом, и вдруг взгляд его упал на Тихоню, сжавшегося в углу.
Он буркнул странное замечание: «О, еще один!» – схватил поросенка за загривок и бросил его в корзину. Затем он бросил пять грязных, кудахчущих и вырывающихся кур сверху на Тихоню. Корзина, в которой было шесть куриц и молодая свинка, не была слишком легкой, кроме того, идти надо было вверх по холму, и корзину мотало и трясло. Тихоня, хоть его и царапали и толкали куры, умудрился спрятать в одежде свои бумаги и мятные леденцы.
Наконец корзину поставли на пол, крышкe открыли, а поросенок вытащили из корзины. Он поднял глаза, поморгал и увидел безобразного старика, ухмыляющегося до ушей.
«Сам пришел, и ни с чем», – сказал мистер Пайперсон, выворачивая карманы Тихони. Он задвинул корзину в угол и бросил на нее мешок, чтобы куры вели себя тихо, поставил горшок на огонь и расшнуровал ботинки.
Тихоня подтащил табуретку к огню, присел на краешек, робко грея руки.
Мистер Пайперсон стащил с ноги ботинок и бросил его к стенке в дальний конец кухни.
Вдруг раздался приглушенный звук.
«Замолчите!» – сказал мистер Пайперсон. Тихоня согрел руки и стал наблюдать за ним.
Мистер Пайперсон снял другой ботинок и бросил его туда же, куда и первый. Снова раздался странный звук. «Вы замолчите или нет?» – сказал мистер Пайперсон. Тихоня сполз на самый краешек стула.
Мистер Пайперсон принес крупы из ларя и начал варить кашу. Поросенку показалось, что кое-кто в дальнем конце кухни проявляет скрытый интерес к стряпне, но ему слишком хотелось есть, чтобы обращать внимание на разные звуки.
Мистер Пайперсон наполнил три тарелки: для себя, для поросенка и для кого-то еще; подозрительно взглянул на Тихоню, вышел, шаркая ногами, и заперся.
Тихоня осторожно съел свой ужин.
После ужина мистер Пайперсон что-то сверил в календаре и пощупал у Тихони ребра: уже был не сезон делать бекон, и ему стало жалко своей еды. Кроме того, курицы видели эту свинью. Он посмотрел на остатки копченой половинки свиной туши, а потом перевел взгляд на поросенка.
«Вы можете спать на коврике», – сказал мистер Питер Томас Пайперсон.
Тихоня спал без задних ног. Утром мистер Пайперсон сварил побольше каши, и погода была более теплой. Он посмотрел, сколько крупы осталось в ларе, и остался недовольным.
«Вы собираетесь идти дальше?» – спросил он у Тихони.
Но прежде, чем Тихоня успел ответить, у ворот послышался свист соседа, который одалживал ему транспорт для перевозки кур. Мистер Пайперсон убежал с корзиной, приказав поросенку закрыть за ним дверь и не совать нос не в свое дело; или «Я вернусь и спущу с вас шкуру!» – сказал мистер Пайперсон.
Поросенку пришло в голову, что, если он попросит подвезти и его тоже, то он сможет вовремя попасть на рынок.
Но он не доверял Питеру Томасу.
После того, как поросенок позавтракал, он решил посмотреть, что делается в доме; но все двери были заперты. Позади кухни он нашел картофельные очистки в ведре, съел все очистки и начал мыть тарелки после каши. Он работал и напевал:
«Tom with his pipe made such a noise,
He called up all the girls and boys –
And they all ran to hear him play
'Over the hills and far away'.
Том всех созывает своей трубой.
Мальчишки и девчонки бегут гурьбой.
Послушать хотят, как играет Том
“Далеко-далеко за холмом”».
Вдруг к нему присоединился приглушенный голос:
«Over the hills and a great way off,
The wind shall blow my top knot off!
Через холм и дальше, дальше,
Ветер мне совсем не страшен!»
Тихоня отложил тарелку, которую мыл, и прислушался.
Подождав немного, поросенок выглянул за кухонную дверь в переднюю. Там никого не было.
Он снова прислушался, подошел к запертой двери чулана и понюхал замочную скважину. В чулане было тихо. Подождав немного, поросенок просунул под дверь мятный леденец. Леденец немедленно исчез. В течение дня поросенок просунул под дверь оставшиеся шесть леденцов, и все они исчезли.
Когда мистер Пайперсон вернулся, Тихоня сидел перед огнем. Он почистил очаг и поставил кипятиться воду, чтобы можно было приготовить еду. Мистер Пайперсон был очень приветлив; он похлопал поросенка по спине, сварил много каши и забыл запереть ларь с едой. Дверь в чулан он закрыть не забыл, но забыл запереть на ключ. Спать он пошел рано, наказав поросенку не тревожить его завтра до двенадцати часов.
Тихоня сидел у огня и ел свой ужин. Вдруг рядом с ним на расстоянии локтя негромкий голос произнес: «Меня зовут Пиг-Виг. Вы не могли бы дать мне побольше каши? Пожалуйста!». Поросенок подскочил и оглянулся.
Необыкновенно красивая маленькая беркширская свинка стояла рядом с ним и улыбалась. У нее были блестящие глубоко посаженные глаза, двойной подбородок и короткий вздернутый нос.
Она показывала на тарелку Тихони. Он торопливо протянул ей тарелку, а сам побежал к ларю с едой.
«Как вы попали сюда?» – спросил Тихоня.
«Украли», – ответила Пиг-Виг с набитым ртом.
«Зачем?»
«Бекон, ветчина», – ответила Пиг-Виг весело.
«Почему же вы не убегаете?» – спросил испуганный Тихоня.
«Побегу после ужина», – с готовностью ответила Пиг-Виг .
Тихоня положил ей еще каши и смотрел застенчиво, как она ест. Она доела вторую тарелку, встала и посмотрела по сторонам, будто уже собралась убегать.
«Как вы побежите в темноте? Вы видели, куда надо бежать при дневном свете?»
«Я знаю, что отсюда видно маленький белый дом на холме через речку. А куда вы идете, мистер Поросенок?»
«На рынок. У меня есть две лицензии, и я могу взять вас с собой до моста, если вы не возражаете», – сказал Тихоня, сидя на краешке табурета. Пиг-Виг стала так горячо благодарить Тихоню и задавать столько вопросов, что он смутился.
Он притворился спящим и закрыл глаза. Пиг-Виг притихла. До поросенка донесся запах мяты.
«Я думал, что вы их съели», – сказал Тихоня, внезапно проснувшись.
«Только краешки», – ответила Пиг-Виг, с интересом рассматривая леденцы при свете камина.
«Мне жаль, но их надо убрать. Он может почувствовать запах через потолок», – сказал встревоженный Тихоня.
Пиг-Виг положила липкие леденцы в карман.
«Спойте что-нибудь», – попросила она.
«Извините... но у меня зуб болит», – сказал Тихоня испуганно.
«Тогда я буду петь, – ответила Пиг-Виг. – Вы не будете возражать, если я буду петь «идди-тидди-ти»? Я некоторые слова забыла». Тихоня не возражал. Он прикрыл глаза и наблюдал за ней.
Она мотала головой, раскачивалась и прихлопывала в ладоши, напевая негромким сладким голоском:
«A funny old mother pig lived in a
stye, and three little piggies had she;
(Ti idditty idditty) umph, umph,
umph! and the little pigs said, wee, wee!
Жила на поле старая мама-свинья,
с нею жили три детки-свиньи;
(Ти иддити иддити), -амф!-амф!
амф! и поросята визжали: и-и!»
Она спела три или четыре куплета, только после каждого куплета ее голова опускалась все ниже и ниже, а маленькие блестящие глазки закрывались.
Those three little piggies grew peaky
and lean, and lean they might very
well be;
For somehow they couldn't say umph,
umph, umph! and they wouldn't
say wee, wee, wee!
For somehow they couldn't say—
«Три маленькие свинки выросли худыми,
А могли бы стать большими.
Почему-то они не могли говорить амф-
амф-амф! И не желали
визжать вии-вии-вии!»
«Почему-то они не могли говорить...»
Голова Пиг-Виг клонилась и клонилась вниз, пока она сама не упала, превратившись в небольшой шар, крепко спящий на коврике. Тихоня подошел на цыпочках и прикрыл ее салфеточкой.
Сам он заснуть боялся. Оставшуюся часть ночи он прислушивался к стрекотанию сверчков и храпу мистера Пайперсона наверху.
Рано утром на рассвете Тихоня взял свой узелок и разбудил Пиг-Виг. Она была взволнована и напугана: «Но еще темно! Как мы найдем дорогу?»
«Петух уже кукарекал. Нам нужно выйти раньше куриц, потому, что курицы могут наябедничать мистеру Пайперсону».
Пиг-Виг села и начала плакать.
«Пойдемте, Пиг-Виг, когда глаза привыкнут к темноте, мы увидим дорогу. Пойдемте! Я уже слышу их кудахтанье!»
Тихоня никогда в своей жизни не говорил курицам «цыц», он был слишком миролюбивым; к тому же он помнил о крепких куриных ногах в корзине.
Он тихо открыл дверь и так же бесшумно закрыл ее. У мистера Пайперсона не было сада, все пространство двора занимали домашние птицы. Взявшись за руки, Тихоня и Пиг-Виг побежали через замусоренный двор мистера Пайперса к дороге.
Начало подниматься солнышко, освещая верхушки холмов. Солнечный свет опускался все ниже и ниже в мирные зеленые долины, где в огородах и садах белели маленькие домики.
«Это Уэстморленд» – сказала Пиг-Виг.
Она выпустила руку Тихони и начала танцевать, напевая:
«Том, Том, сын волынщика Том
Свинью украл и скорее убежал.
Но только одно играть он умел:
“Далеко-далеко за холмом”».
«Пойдемте, Пиг-Виг. Мы должны добраться до моста, пока народ не зашевелился».
«Почему вы хотите идти на рынок найма, Тихоня?»
«Я не хочу, я хочу выращивать картофель».
«Хотите леденец?» – спросила Пиг-Виг.
Тихоня сердито отказался.
«Вы боитесь испортить зубы?» – не отставала Пиг-Виг.
Тихоня в ответ только хрюкнул.
Пиг-Виг сунула в рот мятный леденец и пошла на противоположную сторону дороги.
«Пиг-Виг, держитесь этой стороны, там человек пашет».
Пиг-Виг снова пересекла дорогу, и они с Тихоней побежали вниз по холму к границе графства.
Вдруг Тихоня остановился; он услышал звук колес. Медленно трясясь по дороге, навстречу им ехала телега торговца. Поводья свисали по бокам лошади, а сам бакалейщик читал газету.
«Выньте леденец изо рта, Пиг-Виг. Возможно, нам придется бежать. Не говорите ни слова. Предоставьте все мне, и все время держите в поле зрения мост», – сказал бедный Тихоня, чуть ни плача.
Он начал ужасно хромать, держась за руку Пиг-Виг.
Бакалейщик так внимательно читал газету, что возможно проехал бы мимо, если бы его лошадь не шарахнулась в сторону и не зафыркала. Он потянул за вожжи и ударил лошадь кнутом.
«Эй, куда вы идете?»
Тихоня безучастно уставился на него, будто не слышит.
«Вы что, глухой? Идете на рынок?»
Тихоня медленно закивал.
«Я так и подумал. Это было вчера. Покажите-ка мне свою лицензию».
Тихоня уставился на заднее копыто лошади бакалейщика, в которое попал камень. Бакалейщик опять щелкнул кнутом.
«Бумаги? Лицензию?» – Тихоня долго возился в своих карманах и наконец, вытащил бумаги. Бакалейщик просмотрел бумаги, но все равно остался недовольным.
«Эта свинья – молодая леди; ее зовут Александр?»
Пиг-Виг открыла, было, рот, но когда Тихоня покашлял, она тут же его закрыла.
Бакалейщик повел пальцем вниз по колонке объявлений в своей газете: «Потерялась, украдена или заблудилась. 10 шиллингов награда». Он подозрительно посмотрел на Пиг-Виг, привстал в своей телеге и засвистел крестьянину, который шел на поле за плугом.
«Подождите меня здесь, пока я поговорю с ним», – сказал бакалейщик, натягивая поводья. Он знал, что свиньи увертливые, но хромая свинья далеко не убежит.
«Еще не время Пиг-Виг, не оглядывайтесь».
А бакалейщик оглянулся, он видел двух свиней, неподвижно стоящих на дороге. Потом он посмотрел на копыта своей лошади; его лошадь хромала. Прошло какое-то время, пока он вытащил камень из лошадиного копыта и доехал до крестьянина.
«Пора, Пиг-Виг, теперь пора!» – сказал Тихоня.
Никогда свиньи не бегали так быстро, как эти! Они мчались к мосту и визжали, стуча копытцами по дороге вверх по холму. Юбка маленькой толстой свинки Пиг-Виг трепетала, а ножки ее выбивали дробь, как скороговорка: «питер-петер-питер»***, потому что она бежала вприпрыжку.
Они бежали и бежали, через холм и вересковую пустошь, по речной гальке и через камыши. Они добежали до реки! Они добежали до моста! Они перешли мост, держась за руки!
И там, далеко за холмами Пиг-Виг танцевала с Тихоней!
КОНЕЦ
*Мильный столб – столб, с указанием расстояния в милях.
** словом pig еще называют скребок для очистки труб.
«Over the hills and far away» ("Далеко за холмами") – старая английская солдатская песня
времен королевы Анны (начало XVIII века), но есть и более поздняя версия, относящаяся к периоду наполеоновских войн и бывшая чем-то вроде гимна знаменитого 95-ого стрелкового полка, действовавшего в Испании в составе армии герцога Веллингтона.
***pitter – стрекотать, patter – говорить скороговоркой.