THE POETRY COVEN
Туда не всех пускают,
Но я был там,
Где, выбившись из стада,
Бьют копытом
Серебряные
Резвые пегасы,
Сбежавшие от вин и ананасов.
Я был там.
И я видел, как поэты
Расселись в кресла -
В странное одеты.
Президиум.
И очередь к трибуну,
И кто-то передергивает бубну.
Подходят к микрофону
И вещают,
Серьезными жонглируя вещами.
- Ваш номер?
И не долго, - тихо просят
И бисер перемешивают с просом.
Составлен список.
Роспись в протоколе.
Докладчику – лимит,
Как в исполкоме.
Докладчице –
Визитку за корсет
Засунул неудавшийся генсек.
А после – пауза.
Буфет.
- Я заплачу.
- Вчерашнее.
Живот…
Звонок врачу…
Торшер.
Коты.
Подсвечник без свечи.
Молчал –
Молчи.
- Молчишь?
- И ты молчи!
- Вот твой мандат!
- А вот твои ключи!
И больше ты меня не сволочи!
Таблетка.
Сон в дыму.
В бреду апрель
И –
Утреннего неба акварель.
Создания плескаются под душем.
Вот, кто поэта любит так –
За душу.
И любит не особенно,
А просто –
В шестнадцать,
тридцать пять
И девяносто.
Там некоторых –
Садят на пегасов,
Чтоб слава их вовеки не погасла.
Другим на память – клубные билеты
В органный зал,
На разные балеты.
Отдельным экземплярам,
По заказу,
В стихи подкинут
Вируса заразу.
А этому,
Чтоб Пушкина не хаял,
Подрежут и язык, и длинный хайер.
Девчонку с перерезанною веной,
Что шпарит пулеметом откровенно,
Уложат спать на стульях у окна.
Она во сне бурчит:
«Да ну тя на!..»
И не понять, кто здесь администратор –
Толпа творцов.
И не проедет трактор.
Но все срасталось,
Сбы'лось,
Получилось.
А кое-что сбыло'сь.
И приловчилась
Охрана -
И поэтов не мочила.
И лишь икра словесная горчила.
Что, впрочем, не несчастье и не горе,
Когда из окон бирюзеет море…
На набережной –
Пары
И – по трое.
В кустах - напапарацят и нароют.
Классически ужасен сей союз –
Прекрасных дам,
Чванливых шлюх,
Продажных муз…
И кажется порой, что этот край
Похож на круглосуточный трамвай.
Фантастика?
Так это ж наше дело!
- Ну, что ты смотришь на меня так обалдело?
Ты видел, чтоб любили идеально,
Ты – перволюбленный,
Последнесострадальный?!
- Но есть ведь вещи!
- Да.
Еще есть шляпы
И выше крыши –
Дяди, мамы, папы,
Зарплаты за дежурство
По подвалам,
Где дочь писателя курьеру не давала,
Где рваное, как счастье, одеяло,
Сожжен был там журнал,
Цветочек вялый,
И кашляет транзистор from U.K.
Под пресловутое и русское "акей"…
Поправьте фрак, - идет.
- Кто ваш портной?
- Ах, «от кутюр»… Давайте по второй?
И даже пуля там не пролетала.
Ты, зубы сжав, ему не проболталась.
А он тебя –
Под рифму, и на ушко:
Ты не какая- мля... нибудь подружка!
Пусть глупо, дорого и очень уж жестоко –
Ты рвешь билет свой до Владивостока…
Кто ты ему?
Кто он?
Кто все?
Где выход?
- Чувак, не видел тут одну чувиху?
Пегасы чаек храпом напугали.
Разъехались поплакать на пергамент.
Зачем друг с другом виделись – не знамо,
Но плещется на солнце Лиры знамя!
Прижми ее к вагончика перилам,
Ведь первая про май заговорила!..
Гремела ложка
Звонче, чем колеса.
Пегасов пас архангел у откоса…
Проветрен зал
Закатным теплым бризом.
Ни слова нет.
Ни вздоха.
Ни сюрпризов.
Верлибр кресел.
Ямбов чудный пляж –
Все, что не купишь,
Но и не продашь,
Осталось в качестве
Стальных воспоминаний.
И у нее прибавится познаний…
* * *
И я там был.
И я кормил пегасов,
Где дед ловил большого пиленгаса.
И я с девчонкой звезды там искал
И знал, что нам достанется тоска.
Туда не всех пускают до сих пор.
Там существует
Тайный договор.
Там тамплиеры,
К.
G.
B.,
Моссад.
И лучше пить,
Чем честь бежать спасать.
А вместо слез на щеки там –
Роса.
Не ограненная лесная полоса,
Песок
И волны,
Тучка на тросах,
И мак алеет
В девичьих глазах.
Любовь – как будто
В самый первый раз –
До гроба,
И ничто им не указ.
Ковчег для душ
Казненных, но таких,
Что после смерти
Будут средь живых.
26-3-09