Часть 2 Тридцать лет спустя

Николай Усольцев
Натерпевшись разных бед,
И объездив белый свет,
Возвратился я в деревню
Через тридцать с лишним лет.

От волнения слеза
Накатила на глаза,
Да, к тому ж, под настроенье,
Про «Мой плот» поёт Лоза.

Только к чёрту сантимент,
Магнитолу в сей момент
Отключил, и на деревню
Я смещаю свой акцент.

Вот парадный въезд в село,
Есть дивиться от чего:
Скотобазы покосило,
Крыши на бок повело.

Нет ни окон, ни дверей,
Ни скота и ни людей,
Только аромат навозный
Продирает до соплей.

Может быть попал я в ад?
Вот облупленный фасад,
Толи нынешний свинарник,
Толи бывший детский сад.

Не могу сдержать свой гнев,
Завершив весенний сев,
В самом центре, у Правленья,
Агроном поставил хлев.

Знать эстет наш агроном,
Молод, дюж и власть при нём.
Он все стены, для дизайна,
Вымазал коровяком.

Трудно что-то мне понять,
От села отвык, видать.
Ведь не то, что бы деревню,
И округу не узнать.

Что увидел я вокруг?
Вы ошиблись – нет, не луг.
Свалки мусора, отходы,
От хозяйственных потуг.

Жуть смотреть на сей изъян,
Если только ты не пьян.
В поле что-то колосится,
Толь пшеница, толь бурьян.

К горлу подступает ком,
Помню, луг был за леском,
Весь покрыт ковром зелёным.
Нынче там – металлолом, -

Свалка тракторов, машин,
Ржавых труб, колёс и шин.
Здесь колхоз достиг рекордных
Бесхозяйственных вершин.

Бывший Мамонтова лес
В одночасье исчез.
Чаши нет, её в деляну
Превратил какой-то бес.

Был в лесах когда-то лось,
Нынче всё перевелось,
Лишь Поганое болото
Троекратно разрослось.

В остальном же, как всегда,
То же небо, та вода.
Только, коль лесов не стало,
То и с птицами беда.

Улетел в Курск соловей,
Чик чирикнул воробей,
Ну а дети из рогаток
Постреляли голубей.

И на всё село Равнец
Прилетел один скворец,
Да и ласточкам, как видно,
Уж давно пришёл конец.

Лишь сорока – местный дрозд,
Стрекоча, заняла пост.
Да в леске ломятся ветки
От грачей, да ихних гнёзд.

Птиц не стало – верный знак,
Заключён неравный брак,
У природы с человеком,
Коль последний – вурдалак.

Будем дальше кровь сосать,
Корчевать, пилить, сжигать,
Злою мачехою станет
Добрая природа – мать.

Ну да хватит о плохом,
Хоть и стали пустырём,
Все колхозные угодья,
Худо-бедно, да живём.

Потеряв покой и сон,
Наша власть блюдёт закон.
Правда, воспроизведенью
Нанесён большой урон.

Тот – алкаш, тот – импотент,
Этих – в клетку садит мент.
Молодёжь же из деревни
Разбегается в момент.

Не до женщин им порой,
И от бедности – в запой.
А попытки стать богаче
Пахнут штрафом, иль тюрьмой.

Чтобы содержать детей
Сам с женой – не ешь, не пей.
От такой вот безнадёги
Головой хоть в стену бей.

Ребятишек не одеть –
Не дают зарплату ведь.
Вот и жопа в паутине,
Ибо не чем уж пердеть.

Потому, пока здоров,
Покидай свой нищий кров.
Пускай думает начальство
Как рожать без мужиков.

Скоро вымрет весь Равнец,
Вот и сын мой – первенец,
Не найдя в селе невесты,
Взял омичку под венец.

Ещё дальше пошла дочь,
Воду в ступе что толочь?
Не отыщешь жениха здесь,
Хоть не спи из ночи в ночь.

Через пару-тройку лет
Молодых простынет след.
Не уедешь – так посадят,
Это ясно без газет.

Мафиозным стал Равнец:
Леопольд – наркоделец,
А Данила Наливаев
Вор в законе – хоть малец.

Слил солярки литров пять,
Знать хотел он подорвать
Экономику колхоза.
Как врага – под стражу взять.

Впору обращаться в МУР,
Нет картошки, нету кур.
По окрестным, по деревням
Воровской проделан тур.

Плачет старенький Буткей,
В магазин бежит скорей.
Внука Владьку в каталажку
Посадили, - друг, налей.

Дальше, не перенесу,
Ночью, во втором часу,
Из транзитного фургона
Дёрнул Пэпик колбасу.

Да немного маху дал,
По деревне всю раздал.
Но сумел всё ж отвертеться,
Видно, часть назад собрал.

А потом какой-то фраер
Спёр трусы у Шуры Майер,
И рейтузы у Катько,
Некто в кожаном пальто.

Кто – не буду выдавать,
Тайну следствий разглашать.
Загреметь так под фанфары
Можно самому, как знать?

Старых повидать друзей
Выхожу я из дверей.
Знаю, здесь кого не встретишь
Всякому стакан налей.

Только я через порог,
Вижу, Мишка Воронок.
Денег нет, раз он с похмелья
Пьёт берёзовый лишь сок.

Долго, знать, подругу ждал,
Возмудел и похужал.
И при первой нашей встрече
Беспрестанно руку жал.

Круглым глазом он смотрел,
Да зубами всё скрипел.
Тыкал в грудь костлявым пальцем,
Я едва-едва стерпел.

После, соку мне налил,
Из горла сам водку пил.
А потом сморкался, плакал,
Про охоту говорил.

«Хоть жара мне, хоть мороз,
Я охочуся на коз…»
«То есть Бельскую Тамарку?» -
В разговор тут встрял Барбос.

Ну Собака, ну и плут,
Кто где пьёт – он тут как тут.
Спился уж, хоть со здоровьем
Я скажу – не «изер гуд».

На врачей плевал совет,
Водкой лечит диабет.
И кодироваться нефиг
Коли силы воли нет.

По-равнецки – это шок,
Как с картошкою мешок,
Чуть живой на мотоцикле
Мчит из МТМ Шнурок.

Пыль столбом стоит и дым,
Поотставши чуть, за ним
Во всю прыть несётся сеттер
Неразлучный его Бим.

Побыстрее, чем Шнурок,
Ездит только лишь Курок.
Он совсем недавно «Яву»
Из Ишима приволок.

Этот младший из Курков
Хулиганист и суров.
Воронку сломал вот челюсть,
Перебил в Ручье бобров.

Отсидел недавно срок,
Но ему это не впрок.
Знать, горбатого могила
Лишь исправит, так то вот.