Проблема стихотворного переложения и современного
Валерий Темнухин
Проблема стихотворного переложения и современного издания
«Слова о полку Игореве»
Рассматриваются существующие подходы к стихотворному переложению «Слова о полку Игореве» на современный русский язык, приведены примеры искажения смысла первоисточника поэтами-переводчиками; сформулированы некоторые требования, которым на фоне современных социально-политических реалий должно удовлетворять переложение «Слова о полку Игореве» для молодёжи, представлена поэма «Каяла» как один из вариантов такого переложения.
Ключевые слова: «Слово о полку Игореве», стихотворные переложения, требования к современному переложению для молодёжи, поэма «Каяла».
Признанный шедевр древнерусской литературы «Слово о полку Игореве» знает немало переводов и переложений на современный русский язык. Если говорить о стихотворных переводах, охватывающих весь текст, то следует назвать произведения, созданные в XIX веке Василием Жуковским и Аполлоном Майковым, в XX веке – Константином Бальмонтом, Сергеем Шервинским, Николаем Заболоцким, Семёном Ботвинником, Игорем Шкляревским, по праву считающиеся лучшими в русской поэзии [1]. Возможно, к ним следует отнести и опубликованный недавно, уже в XXI веке, «переклад» «Слова…», выполненный Евгением Евтушенко.
Немалые художественные достоинства этих произведений широко освещены в литературе, посвящённой «Слову…» [1].
Однако, как представляется, проблема переложения древнерусского текста всё ещё весьма далека от своего окончательного решения. Время не стоит на месте, меняется русский язык, и то, что было доступным для понимания читателю, например, XIX века, вызывает затруднение у читателя XXI века.
Наиболее значительным, на мой взгляд, недостатком переложений «Слова…» является то, что при работе с текстом-оригиналом автор-переводчик старается в той или иной степени сохранить нетронутыми древнерусские слова и выражения. Объясняется это, надо полагать, заботой о сохранении красот языка Древней Руси, бережным к нему отношением или надеждой на умение читателя домысливать недостающее. Но получается, что читателю предлагается не перевод как таковой, а довольно пёстрая комбинация из современного русского и древнерусского языков. При этом смысловое значение такого «перевода», как правило, противоречит и оригиналу, а, порою, и самой логике. Если же добавить к этому утрату сегодняшними читателями всей глубины эмоционального восприятия описываемых в «Слове…» событий, неполноту нынешних представлений об особенностях военно-политической и этнографической ситуации того времени, то имеющиеся переводы никак нельзя признать исчерпывающими.
Кроме того, каждый из переводчиков «Слова…» на современный ему русский язык следует тому или иному литературному направлению или течению, порою недостаточно строго соотнося эстетические требования этих направлений и течений с художественным замыслом древнерусского Автора, что вносит дополнительные искажения в трактовку текста-оригинала.
Так, в одном из первых наиболее известных переводов «Слова…», произведении Василия Жуковского [1], уже широко использован приём смешения современного ему литературного русского и древнерусского языков. Между тем, это переложение стало своего рода «классическим», эталонным для последующих переводов «Слова…», а использованные при его создании художественные приёмы до известной степени превратились в некий образец для авторов, создававших переводы «Слова…» в более позднее время. Представляется, в частности, что продолжением «классической» традиции переводов «Слова…», так или иначе, стали произведения поэтов XX века Константина Бальмонта, Семёна Ботвинника, Игоря Шкляревского и других авторов [1].
В несколько иной, фольклорной, традиции выполнил переложение «Слова…» во второй половине XIX века Аполлон Майков, приблизив своё произведение к былине. Однако такой подход явно противоречит замыслу древнерусского Автора, ведущего повествование отнюдь не в былинном стиле, но так, чтобы как можно ярче подчеркнуть историческую достоверность и эмоциональную правдивость описываемых им событий.
Сергей Шервинский достаточно оригинально попытался передать в своём произведении прежде всего ритмику Игоревой песни, смысл же её, как видится, оставлен на уровне продолжателей «классической» традиции переводов и переложений «Слова…».
Переложение Николая Заболоцкого [1, 2] выделяется художественной выразительностью языка, приближенного к современной поэтической речи, но нельзя не отметить, что смысл текста переложения относительно смысла текста оригинала при этом довольно сильно исказился.
Весьма показателен сравнительный анализ любого отрывка из древнерусского произведения и соответствующих ему частей переведённых текстов. Например, древнерусский Автор (в реконструкции Д.С. Лихачёва [1, 2]) пишет:
«Боян же вещий,
если хотел кому песнь воспеть,
то растекался мыслию по древу,
серым волком по земле,
сизым орлом под облаками».
В переводе Василия Жуковского [1]:
«Вещий Боян,
Если песнь кому сотворить хотел,
Растекался мыслию по древу,
Серым волком по земли,
Сизым орлом под облаками».
Перевод фрагмента свёлся к замене порядка слов во второй строке отрывка, остальной текст оставлен без изменений.
В переложении Аполлона Майкова [1, 2]:
«Песнь слагая, он, бывало, вещий,
Быстрой векшей по лесу носился,
Серым волком в чистом поле рыскал,
Что орёл ширял под облаками!»
Подобное и в переводе Сергея Шервинского [1]:
«Песнь задумав кому-либо,
Вещий Боян
Растекался по дереву мыслью,
Серым волком он, вещий,
Скакал по земле,
Реял сизым орлом в поднебесье».
В переложении Николая Заболоцкого [1, 2]:
«Тот Боян, исполнен дивных сил,
Приступая к вещему напеву,
Серым волком по полю кружил,
Как орёл под облаком парил,
Растекался мыслию по древу».
Как мне кажется, очевидны два недостатка, общие для произведений Аполлона Майкова, Сергея Шервинского и Николая Заболоцкого [1]. С одной стороны, максимально возможное сохранение нетронутыми древнерусских слов и выражений, кочующих из текста в текст разных авторов, а с другой – искажение смысла текста-оригинала. В рассматриваемом отрывке древнерусский Автор стремился показать своё восхищение поэтической мощью певца Бояна, а в переводах Боян выглядит странным существом, которому нужно скакать, как зверю, прежде чем он будет в состоянии приступить к исполнению песни. Такой певец вызывает не восхищение, а, по меньшей мере, недоумение. Налицо грубейшее искажение замысла древнерусского Автора. Надо полагать, в мыслях своих, виртуально, но никак не реально, не как физическое тело, скачет Боян серым волком по земле и орлом парит под облаками, причём делает это в высшей степени искусно и правдоподобно. Между тем, в рассмотренных переводах и переложениях указанный контекст полностью утрачен. Характерно, что эпитет «вещий» никак не переведён, хотя является явным архаизмом и несёт, вместе с тем, значительную смысловую нагрузку. То же можно сказать и о фразе «растекался мыслию по древу». К тому же, как известно, в современном языке эта фраза, став идиомой, толкуется в отрицательном смысле. Ею принято «награждать» болтунов, но никак не выдающихся, подлинных мастеров художественного слова, а это противоречит смысловому содержанию древнерусского текста.
Беглый анализ остальной части древнего текста и его переложений позволяет выявить несколько важных обстоятельств. В частности, ряд слов и выражений, употребляемых в древнем тексте, хотя и сохранили своё начертание, но изменили значение в современном нам литературном русском языке. Например, в описании похода Игоря сказано: «А половци неготовами дорогами побегоша къ Дону великому…». В обыденном понимании, если войска бегут, то они потерпели поражение, или, заранее предчувствуя его, впали в панику. Именно как страх половцев перед вторжением Игорева войска истолковали переводчики смысл этой строки. Но представляется, что речь должна идти о другом: половцы, узнав о переходе Игорем границ их земли, объявили сбор своих военных сил. Они бегут не от Игоря, а навстречу ему, к пунктам сбора своих войск, чтобы вступить затем в генеральное сражение с ним.
В ещё большей степени указанное смещение смыслов касается слов-символов. Так, в современной поэзии лебедь является символом верности, грации, любви. Иное дело в «Слове о полку Игореве», где лебедь – символ враждебных племён, внешней угрозы, по своему смыслу очень близкий к фашистской свастике. Переводчики упустили это обстоятельство.
И, наконец, в древнем тексте есть слова-символы, отсутствующие в современном языке. Восстановить значение подобных слов можно косвенным путём. В частности, при анализе «Слова…» и летописных источников. «Ты бо можеши посуху живыми шереширы стреляти» – сказано в «Слове…» о Всеволоде Большое Гнездо. Значение слова «шереширы» неясно, но представляется, что это своего снаряды для баллист, начинённые «коктейлем Молотова» XII века – «греческим огнём». В полёте они должны были издавать характерный шипящий звук. О наличии на вооружении у половцев баллист – огромных луков, стреляющих огнём – известно из русских летописей. Очевидно, «посуху живыми шереширы стреляти» – значит, метать «греческий огонь» в сухопутном бою, или, более образно, бросать в бой свои войска, не уступающие огню по своей сокрушающей силе. Где же, однако, указанный смысл фразы в переводах «Слова…»? Кстати, в ходе боя Игоря с половцами вряд ли могла расти «кровавых тел гора», как это описывается в переложении Н.Заболоцкого [1, 2]. Бой, построенный на контратаках обеих сторон, происходил в постоянном движении войск, не было какой-либо одной позиции. Здесь уместнее говорить о кровавом следе из павших воинов, чем о горах трупов.
Персонажи «Слова…» трудны для восприятия. После школьного курса истории в памяти остаются Ярослав Мудрый, Всеволод Большое Гнездо и Святослав Великий, громивший Хазарию, но Святослав в «Слове…» не имеет ничего общего со Святославом Великим (кроме формального титула), а Ярославов в «Слове…» несколько – и Ярослав Мудрый (старый Ярослав), и Ярослав Черниговский. Всеволод Буй Тур и Всеволод Большое Гнездо так и норовят слиться в один образ. То же самое и с другими князьями, имена которых совпадают, а дела довольно сильно разнятся. Поэтому простое упоминание имени князя в переложении не даёт ничего, кроме путаницы. Это же касается и княжеских прозвищ, малопонятных нынешнему читателю. Между тем, Святослав Киевский считает Игоря и Всеволода «сыновчями». По мнению переводчиков – сынами, сыновцами. Но из летописей известно, что они, Игорь и Всеволод, приходятся Святославу двоюродными братьями. Слова «отец, отчий» означают в тексте «Слова…» не только степень родства, но и положение в феодальной иерархии. Между тем, отдельные персонажи нигде, кроме «Слова…», не встречаются. Например, князь Бус. Ясно, что в этом случае упоминание вскользь имени персонажа совершенно недопустимо. В ряде случаев гиперболы, употребляемые в «Слове…» при описании военных побед и прочих политических достижений русских князей, переводятся буквально, без намёка на смысл события и собственно его гиперболизацию. Например, перед читателем совершенно неожиданно возникает князь Всеволод («Большое Гнездо»), который призывается блюсти некий отчий златой престол и расплёскивать своими вёслами Волгу, а шлемами – Дон. Далее появляются и прочие князья, которые должны совершать, в частности, такие странные и малопонятные действия, как «взмывать на подвиг в отваге», «метать бремена», «отворять ворота Киеву» и т.д. Впоминаются и дружины, зачем-то плававшие шлемами в крови. Ничего, кроме отношения к тексту как набору бессвязных фраз психически совершенно больного человека, у читателя не остаётся. Конечно, на фоне всей этой нелепицы даже самое примитивное современное фэнтези выглядит куда как привлекательнее, чем глубоко почитаемый (но только на словах!) национальный шедевр.
Как представляется, изложенное позволяет сформулировать главные требования, которым должен удовлетворять добротный перевод «Слова о полку Игореве» на современный читателю XXI века русский литературный язык:
– максимально строгое следование сюжету и, по возможности, ритмике древнерусского произведения;
– насыщение перевода современными литературными словами и выражениями, отсутствующими в тексте оригинала, но наиболее точно отражающими поэтическую мысль древнерусского Автора в каждом конкретном случае;
– максимально возможное изъятие из переведённого текста древнерусских слов и выражений, этнографических и географических наименований, смысл которых на момент создания каждого нового произведения утрачен или неясен, вызывает споры;
– упоминание имён русских князей и других персонажей должно сопровождаться надлежащей контекстной подсказкой их деятельности, причём такая подсказка должна быть включена в состав основного текста переложения.
Невозможно обойти вниманием и собственно поэтические тонкости. Оригинал «Слова…» насыщен поэтическими образами, но в нём отсутствуют рифмы, кроме повтора глаголов. Нынешние литераторы называют такой текст ритмизованной прозой. При создании же современного поэтического произведения многократное использование глагольных рифм неуместно, в целях достижения высокого художественного уровня необходимо употреблять для рифмовки разные части речи, причём стилистика такого переложения вряд ли должна сильно уклоняться от стиля классической русской поэзии XIX-XX веков.
Однако всё это вовсе не означает движения в сторону выхолащивания смысла древнего текста при его переводе и примитивного, схематического, грубого его истолкования. Речь идёт лишь о приближении древнего произведения к современному читателю без намёков на поэтическую заумность или наукообразие, которые не способствуют решению поставленной проблемы.
Между тем, помимо проблемы собственно современного перевода древнерусского текста существуют ещё и трудности с составлением изданий, посвящённых «Слову о полку Игореве», особенно тех из них, которые рассчитаны на широкую читательскую аудиторию, включая студентов и школьников. Например, стремясь сделать «Слово…» более доступным для понимания, в издание помещают не только реконструкцию древнерусского текста, его наиболее известные переводы и переложения на современный язык, но и многочисленные комментарии и примечания к ним, а также пространные приложения [2]. Но, как ни парадоксально, обширные и выверенные с научной точки зрения комментарии и приложения к основному тексту вовсе не способствуют его лучшему пониманию, а, наоборот, вызывают затруднения. Ведь для того, чтобы уяснить смысл того или иного отрывка основного текста, приходится одновременно читать и сам этот текст, и все комментарии, и прочие пояснения к нему. Таким образом, вместо одного текста предлагается освоить сразу четыре – пять, размещённых не параллельно, а в разных частях издания. Даже для подготовленного читателя это непросто, а для большей части студентов, и, тем более, школьников, весьма затруднительно. Вот почему добавляется ещё одно, на мой взгляд, чрезвычайно важное, требование к новым переводам и переложениям «Слова…»: их текст должен быть в максимальной степени доступным для понимания при минимуме дополнительных комментариев.
Есть и ещё более важное обстоятельство. Переводчики, более следуя установленным в нынешней русской литературе традициям, нежели замыслу древнерусского Автора, удаляются от главной идеи « Слова…» – идеи преодоления внутренних распрей, раздоров, пустой похвальбы, политической недальновидности во имя единения всех русских людей и дружественных им других племён и народов для защиты Русской земли от внешнего врага, – лишь формально провозглашая, но не развивая её.
К изложенному следует добавить, что за последние 10-15 лет практически не выходило литературно-художественных изданий, посвящённых «Слову о полку Игореве», которые могли бы соперничать по широте и глубине подачи самой новейшей информации о нём с изданиями, выпущенными в 60-80 годах XX века. В то же время, общественно-политическая и морально-нравственная обстановка в сегодняшней России как нельзя более созвучна тем основным вопросам, которые поднимал древнерусский Автор «Слова…». Общество, раздираемое противоречиями, остро нуждается в единстве, а государство и власть – в укреплении и нравственном очищении. Ясно, что всё это делает новое издание «Слова о полку Игореве» чрезвычайно востребованным, прежде всего в глазах широкой общественности, и не только российской, но и всех людей, читающих по-русски. Как можно видеть из рекомендательного письма [3], такое мнение отчасти разделяется и некоторыми представителями нынешней российской власти.
Попыткой решения перечисленных задач можно считать предлагаемую вниманию читателей поэму «Каяла», несколько раз выходившую в свет малыми тиражами [4,5,6]. Её стоит воспринимать как своего рода продолжение той поэтической традиции переложений «Слова...», начало которой положил Н. Заболоцкий [1, 2] и которая, как он определил, предполагает «свободное воспроизведение древнего памятника средствами современной поэтической речи», не претендуя «на научную точность строгого перевода».
Как отмечено в отзыве [7] на поэму «Каяла» издания 2006 года, она представляет собой попытку достаточно строгого следования «не только композиции, но и поэтике древнерусского литературного памятника»; попытку возможно более точной и логически последовательной передачи «общего смысла “Слова о полку Игореве” при отказе от пословного точного следования за его текстом».
При создании самого текста поэмы и примечаний к нему за основу были взяты тексты реконструкций, переводов и переложений, а также комментарии и приложения к ним из ряда прежних обзорных литературно-художественных изданий, посвящённых «Слову…» [1, 2].
В нашем переложении нет ни глубины и красоты звучания подлинного древнерусского языка, ни деталей междукняжеских отношений, равно как и других сторон жизни той эпохи. Главная задача «Каялы» – обратить интерес читателя к «Слову о полку Игореве» не столько как к любопытной, занятной исторической и/или литературной древности, но как актуальному для жизни современной России произведению, необходимому каждому, кто независимо от социальных и прочих различий признаёт нашу страну своей Родиной.
Однако до сих пор общество остаётся на редкость глухим по отношению к обсуждаемой проблеме. Художественное творчество и всё, что с ним связано, оно считает делом исключительно частным и потому полагает вполне уместным переложить все заботы о создании литературного произведения, о его продвижении к читателю на плечи самого автора [8].
В заключение приведем рассматриваемый выше отрывок из «Слова…» (обращение к Бояну) в поэме «Каяла» [9]:
Вспомним, как в минувшие года
Расцветала Русь, другим на диво.
Первые сказители тогда
О грядущем пели прозорливо.
И Боян, коль захотел кому
Песнь сложить, умом блистая смело,
То, призванью верен своему,
Начинал задуманное дело:
Сказывал дружинам и полкам
Следуя старинному напеву.
И сама летела к облакам
Мысль его, ветвясь, подобно древу;
Мчалась серым волком по земле,
Реяла орлом под небом синим;
Словно луч зари в угрюмой мгле,
Русичам отраду приносила.
Литература и источники
1. Слово о полку Игореве: сборник / вступ. ст. Д. С. Лихачёва, Л. А. Дмитриева ; реконструкция древнерус. текста и пер. Д. С. Лихачёва ; сост., подгот. текстов и примеч. Л.А. Дмитриева. Л. : Сов. писатель, 1990. 400 с. (Библиотека поэта. Малая серия).
2. Слово о полку Игореве: сборник / вступ. ст. Д. С. Лихачёва ; реконструкция древнерус. текста и перевод Д. С. Лихачёва ; макет кн. В. В. Пахомова. М. : Дет. лит., 1972. 221 с. (Школьная библиотека).
3. Отзыв на рукопись поэмы «Каяла» В. Темнухина: письмо Советника Председателя Совета Федерации Федер. Собр. Рос. Федерации О. И. Карпухина от 5.12.06 № 1-25/2039. М., 2006.
4. Темнухин, В. Каяла: (Вольное стихотворное переложение «Слова о полку Игореве»). Н.Новгород, Изд. Гладкова О.В., 2005.72с.
5. Темнухин, В. Каяла: (вольный пересказ древнерусской повести «Слово о полку Игореве») / В. Темнухин. Изд. 2-е, перераб. и доп. Н. Новгород : Изд. Гладкова, 2006. 78 с.
6.Темнухин, В. Каяла: (Вольное переложение древнерусской повести «Слово о полку Игореве») / В. Темнухин. 3-е изд., перераб. и доп. Н. Новгород : Изд. Гладкова, 2008. 76 с.
7. Бобров, А.Г. Отзыв на издание В. Темнухина «Каяла : (вольный пересказ древнерусской повести «Слово о полку Игореве») »: удостоверено 19.10.2006 / Изд. 2-е, перераб. и доп. Н. Новгород : Изд-во Гладкова, 2006. 78 с. / А. Г. Бобров (д-р филол. наук) ; Ин-т рус. лит., Отд-ние древнерус. лит. СПб, 2006. 4 с.
8. Климешов, П. Пожизненный крест / П. Климешов // Арина : литер.-худож. альм. – Н. Новгород, 2008. № 9. С. 219.
9. Темнухин, В. «Братья! Не благом ли будет для нас…» / В. Темнухин // Боян : стихи. Н. Новгород, 2011. С. 7-11.
The problem of modern poetic rendering and editing of “The Tale of Igor's Campaign”
The article is dedicated to the existing approaches to modern poetic rendering of the epic poem “The Tale of Igor's Campaign” (Slovo o polku Igoreve), misinterpretations of the original text in poetic translations, and requirements to be met in modern rendering of the epic poem intended for the rising generation in view of modern socio-political realities. The author presents his poem named “The Kayala” as a version of such modern rendering.
Keywords: The Tale of Igor's Campaign, poetic rendering, requirements to be met in modern rendering, poem named the Kayala.
Валерий Темнухин
Зачин
(из поэмы «Каяла» – вольного переложения
«Слова о полку Игореве»)
Светлой памяти павших за честь,свободу и независимость нашей Родины посвящаю…
*****
Братья, не благом ли будет для нас
Песней начать, как в преданье старинном,
Трудную повесть, тяжёлый рассказ,
Быль о походе князей самочинном?
…Тех, кто хотели в недолгом бою
Славу добыть как награду свою;
Храбро сражаясь за землю родную
Ратную силу рассеять степную;
Русь удивляя победой нежданной
Снова возвыситься славою бранной.
Старший над ними, душою – орёл! –
Войско на половцев Игорь1) повёл –
Игорь, князь Северский, сын Святослава 2),
Отчего края надежда и слава;
Князя Олега 3) воинственный внук,
Не выпускавший удачу из рук.
*****
Вспомним как в минувшие года
Расцветала Русь, другим на диво.
Первые сказители тогда
О грядущем пели прозорливо.
И Боян 4), коль захотел кому
Песнь сложить, умом блистая смело,
То, призванью верен своему,
Начинал задуманное дело:
Сказывал дружинам и полкам
Следуя старинному напеву.
И сама летела к облакам
Мысль его, ветвясь, подобно древу;
Мчалась серым волком по земле,
Реяла орлом под небом синим;
Словно луч зари в угрюмой мгле,
Русичам отраду приносила.
Сказывал о том, что помнит он
Прошлых лет походы и победы.
Соколов пускал со всех сторон
Миг удачи, вкус борьбы изведать:
Десять поднимал, как чародей,
В небеса – догнать чужую птицу;
На шипящих злобно лебедей 5),
Что летят на русскую границу.
Уносились соколы вперёд:
Взмах крыла – и в бездне голубой;
Каждый, коль пришёл его черёд,
Сходу принимал неравный бой.
И лишь сокол смелый настигал –
Лебедей 5) воинственная стая
Разбивалась, как волна у скал,
Пела песню, крыльями плеская:
Рассыпалась похвалой
громкой
Мудрому былому Ярославу 6);
Отголосками молвы
звонкой
Воздавала храброму Мстиславу 7)
Почести за трудный, долгий бой;
Мужество, ведущее к победе.
В поединке том, храним судьбой,
Князь ни в чём не уступил Редеде 8).
Но, сражён Мстиславом 7), весь в крови,
Сам Редедя 8) – грозный вождь касогов –
Потерял владения свои
У Кавказа северных отрогов.
Не помог к боям готовый полк –
Не успел на Русь начать похода.
Хоть и знал Редедя 8) в силе толк,
Был повержен пред лицом народа.
…Яростью полна лебяжья стая
Проплывая в синей вышине;
О победе русской вспоминая
В той, давно оконченной, войне.
И о том, как пал на поле брани,
Кровью изойдя от многих ран,
Но не сдал своей Тмутаракани 9)
Гордый князь, краса Руси, – Роман 10).
…То не десять соколов отважно
Настигали стаю лебедей,
И кричали лебеди протяжно,
О кровавых битвах прежних дней,
А дрожали струны, грянув дружно,
Если их перебирал Боян 4):
То едва звучали там, где нужно,
То звенели в память о боях.
Начинала петь струна тугая –
Живо, лишь касались пальцы рук
И скользили, сверху налегая, –
Дивно извлекая каждый звук.
И рождалась, братья, песнь такая:
Всё сбылось, о чём мечталось в ней.
О князьях могучих вспоминая
Становились мы ещё сильней.
И казалось: в рокоте напевном
Гордо говорила наша честь –
Грозная, как гром на небе гневном,
На врага обрушивала месть.
Но пришли иные времена:
Солнце нашей славы потускнело…
Ныне покорится ли струна,
Поведёт рассказ, как было дело?
Лейся же, как велено судьбой,
Быль суровую поведай без обмана
Песня, что сильна сама собой,
Забывая замыслы Бояна 4)!
Краткие примечания
1. Игорь Святославич – годы жизни 1151-1202; сын Черниговского князя Святослава Ольговича, внук Олега Святославича Черниговского («Гориславича»). С 1179 года ¬– князь Новгород-Северский, с 1198 – князь Черниговский.
2. Святослав (Всеволодович) Киевский – князь (годы жизни ок.1125–1194), с 1180 года верховный правитель Руси; старший двоюродный брат князей Игоря и Всеволода «Буй Тура», внук Олега «Гориславича»; за год до похода Игоря Святослав в союзе с Рюриком Ростиславичем наголову разгромил половцев.
3. Олег Святославич («Гориславич») – князь Черниговский и Тмутараканский, дед Игоря Святославича Новгород-Северского, двоюродный брат и соперник Владимира Мономаха; прозвище «Гориславич» получил и за талант полководца (от «горящий славой»), и за крайне несчастливую судьбу (от «прославляющий горе»); умер в 1115 году.
4. Боян – древнерусский поэт, воспевавший в возвышенной форме победы русского оружия.
5. Лебедь – племенной знак (своего рода герб) кочевников-половцев.
6. Мудрый Ярослав – Киевский князь, один из наиболее видных деятелей единого древнерусского государства; умер в 1054 году.
7. Мстислав – князь Черниговский и Тмутараканский Мстислав Владимирович Великий или Храбрый, брат Ярослава Мудрого; умер в 1036 году.
8. Редедя – вождь племени касогов, населявшего Северный Кавказ; поединок Мстислава и Редеди состоялся в 1022 году.
9. Тмутаракань - город на берегу Чёрного моря, в районе нынешней Тамани; столица русского Тмутараканского княжества, завоёванного впоследствии половцами.
10. Роман – Роман Святославич «Красный», князь Тмутараканский с 1073 года; внук Ярослава Мудрого и родной брат Олега «Гориславича» Черниговского; убит половцами в 1079 году.
Поражение (из поэмы "Каяла")
Вот уж, братья, времечко настало:
Силу страшную степи безлюдной скрыло.
Вот уже обиде места мало
В душах русичей, которых перебило.
И легка проклятой, ей, дорога
В силах внуков грозного Даждьбога –
Между наших преданных бойцов.
Как один, отважных молодцов!
И восстала между них обида,
Обернувшись девою для вида;
И вступила, как врагов расправа,
К нам, на землю гордого Триглава.
Лебедем лихим владений вражьих
Заплескала крыльями вдали
И от всплеска крыльев тех лебяжьих
С моря синего к нам беды потекли;
Моря синего, которое у Дона,
Где сражались лучшие из нас –
С поля брани, где не слышно стона,
Где встречало войско смертный час.
И, покуда взмахивали крылья,
Там, вдали, померк былого свет;
Времена прогнало изобилья
И настал черёд тяжёлых лет.
И погибла у князей отвага,
Что в боях с кочевником была.
Нету возле княжеского стяга
Тех, кто ведал славные дела.
Братья речь ведут, один другому:
«Здесь – моё. И то – моё же то ж.
Я твоё возьму себе, большому.
Я возьму! А ты моё – не трожь!»
И о малом, что увидят рядом,
Словно о великом говорят;
И коварства изощрённым ядом
Сами же себе беду творят.
Сами же себе куют измену.
А враги пришли со всех сторон
И, победам русичей на смену,
Вражеских побед раздался звон.
***
О, далеко же ты, сокол, проник,
Птиц неразумных преследуя всюду –
К лютому морю примчал напрямик,
К морю, где смерть уготована люду!
Где же ты, Игоря славный поход?
Не воскресить тебя силой земною!
Видно, прогневал ты тех воевод,
Кто в небесах восхищались тобою…
А за походом, на редкость бедовым,
Карна воскликнула гласом суровым
Русичам кару повсюду суля.
И заметалась слезливая Желя,
Скорбью и жалостью в каждого целя,
И расступились пред нею поля.
Факел в руках у неё погребальный,
Людям он путь освещает печальный
Пламенем скорби пылая во мгле.
С ним пробежала по Русской земле.
Русские жёны одно повторяют средь плача:
«Что же покинула храброе войско удача?
Как отыскать нам возлюбленных милых своих?
Уж не вернуть их ни мыслью, ни думой.
Верно, вдали похоронены степью угрюмой…
Очами своими уже не увидеть нам их,
Не только что золото иль серебро перебрать, принесённое ими,
Нашими самыми лучшими и дорогими.»
А Киев уже застонал от великого горя…
Ведь слышите, братья, вы этот особенный звук!
А славный Чернигов, с немалыми бедами споря,
Готовый к отпору, застыл как натянутый лук.
Тоска разлилася по Русской земле необъятной,
Печаль изобильно средь Русской земли потекла,
А наши князья по причине, для нас непонятной,
Стали измену ковать, забывая благие дела:
В тайне глубокой дружину свою собирая
Каждый старается первым на брата напасть
И, потому, пошатнулась от края до края
Русских князей неприступная сила и власть.
А кочевники – наглые, злые ¬–
Забывая и совесть, и честь,
Землю Русскую рвут, как борзые.
И набегов их подлых не счесть.
В тех набегах – внезапных, кровавых –
Кочевая последняя рвань
Вместо князя, толпою лукавых,
Собирает победную дань:
Получает, раз пришла пора,
Шкурку беличью от каждого двора,
А, захочет, так сживёт со свету
За любую звонкую монету.
Святослав
(из поэмы «Каяла»)
Святослава 1) сыны, Гориславича 2) внуки
(Игорь 3) да Всеволод 4), братья-друзья)
Храбро мечи взяли в крепкие руки,
Но просчитались эти князья.
Ложь пробудили распрею новой:
Старшего князя не взяли в поход.
Снова война стала явью суровой,
Снова покоя лишился народ.
А ведь казалось, что мир будет вечен –
Ложь укротил старший князь Святослав.
Славой великою был он отмечен,
Русскую мощь воедино собрав
В дальних степях он пронёсся грозою –
Киевский, властный, Великий – как есть! –
Чтобы кочевник умылся слезою
За вероломство, какого не счесть.
Ложь рассекалась мечами стальными
Наших в боях закалённых полков.
Грохот стоял над холмами степными,
И по оврагам, и в дебрях лесов.
Мутными были озёра и реки,
Высохла влага ручьёв и болот.
Верилось, что уж теперь-то навеки
Русь покорила коварства оплот –
Бурой от гнева приблизилась тучей,
Вырвала из половецких рядов
Хана Кобяка 5) . И волей могучей,
Строй сокрушила железных полков.
И от излучины синего моря
Вихрем помчалась до киевских гор:
Брошен Кобяк, почерневший от горя,
В Киеве-граде на княжеский двор.
У Святослава – просторна светлица;
Пир зашумел, всем на радостях дан.
…Ходит вокруг и, покорствуя, злится
Некогда главный воинственный хан.
*****
Было это, братья! И по праву
Посвятили песню Святославу 1)
Зарубежья дальнего посланцы:
Немцы, греки и венецианцы.
Их слова, цветисты и кудрявы,
Раздаются громко там и тут.
И славяне – бравые моравы 6) –
Ту же речь лукавую ведут,
Сладкую как мёд…. А вслед с укором
Игорю припоминают хором,
Что в потоке страшного разгрома,
Как в разливе бешеном реки,
Разметало, вдалеке от дома,
Русские бесстрашные полки;
Что в Каяле 7) этой половецкой
Счастье прошлых дней пошло на дно,
И по воле княжеской, отецкой
Золотом потоплено оно;
Золотом, которого не стало
На Руси, в родимой стороне, –
Лучшими людьми, каких немало,
Полегло за князя на войне.
И, пути не ведая иного,
Позабыв, где тьма, а где – светло
Из седла он выбит золотого,
И посажен в чёрное седло.
Чёрное седло – седло раба –
Игорю подставила судьба.
…В городах, на стенах крепостных,
Не шумит обрадованный люд –
Приуныл от новостей дурных.
И веселье попритихло тут.
*****
В Киеве, на кручах приднепровских,
Святослав 1) увидел тёмный сон.
Не скрывая страхов стариковских
Сказывал боярам ближним он:
«С вечера всю ночь и до утра
Мне покров приносят погребальный
Неужель пришла моя пора
Встретить день последний, день прощальный?
На кровати с запахом густым
Тиса ядовитого лесного
Мёртвым спать под саваном простым
Вместо покрывала расписного?
Подают мне синее вино,
Скверными настояно трудами.
Может быть, отравлено оно
Распрями, что тянутся годами;
Или трупным ядом тех бойцов,
Кто костьми полёг на поле брани,
Но без тризны – пира храбрецов;
Той, что полагается меж нами?
Или, может, черпают вино
Из морей враждебных, отдалённых,
Где, как видно, русичей полно
Сгинуло, никем не погребённых?
И колчанами полупустыми
Крупный жемчуг сыплют мне на грудь
Мудрецы с повадками степными;
Усмехаясь, а не как-нибудь;
И притворной лаской небывалой
Усыпляют бдительность мою.
Хоть владею силою немалой,
Навязали волю мне свою.
Заскользил я взглядом – выше, выше…
Что в моём случилось терему?
Золотой вершины нет на крыше.
Видят очи только злую тьму.
Там, над крыши гладкими досками,
Где нависла тягостная мгла,
Замахали вороны крылами.
Иль беда расправила крыла?
Чёрные, у древнего кладбища
Вскрикивали вороны всю ночь,
Словно бы для них готова пища,
Только поделить её невмочь.
Вышел из могил, услышав крики,
Князя Кия 8) оскорблённый род.
Словно лес, собой мрачны и дики,
Пращуры собралися в поход.
От накатов городского вала
Выступили, грозные, они.
И сама земля затрепетала,
Кровной мести предрекая дни.
И меня, притихшего от горя,
Горя, что почудилось вдали,
Понесли к просторам злого моря,
На равнину смерти понесли».
Выслушав, бояре отвечали:
«Сбылся, княже, твой тяжёлый сон:
Наяву скрутили нас печали.
Да и взяли разум твой в полон.
То два брата-сокола взлетели,
И престол отцов осиротел.
Но тебя не подняли с постели
Для достойных славы ратных дел:
Порешили, что в жестокой брани
Сами власть возьмут в Тмутаракани 9),
Пращуров утраченную власть!
Любо соколу противиться закону,
Любо шлемом да испить из Дону,
Первому на ворога напасть –
В поединке добывать победу,
Верным быть и прадеду, и деду,
К ратной славе распаляя страсть,
Как питомцу подлинной отваги.
…Но уже подрезаны крыла –
Саблями подрезали бродяги
Из степного дальнего угла.
Их же, соколов, что в бой умчались сами,
Что схватились яростно с врагом,
Словно бы опутали сетями,
Крепкими железными сетями…
И беда – одна на всех! – кругом…
*****
В третий день сгустилась темнота:
В третий день, когда в жестокой сече
Пройдена последняя черта.
И беда примчалась издалече;
Словно свыше дан зловещий знак,
Стало чёрным Солнце на поверку.
Обернулся день в глубокий мрак,
И тогда два солнышка померкли:
Игорь, да и Всеволод – во мгле!
Разом, как лучи зари погасли…
Были две опоры на земле –
Но в гордыне и во лжи погрязли…
И тогда, накрыты злою тьмой,
Месяцы поблекли молодые –
Святослав 10) с Олегом 11) прямо в бой
Поспешили, как отцы седые:
На врага пошли без разговора,
Никого в беде не подвели!
…Но в моря великого позора
Погрузились на краю земли.
Там, в глуши неведомого края,
Вражья злоба силу обрела;
И, кривою саблею сверкая,
На иные земли потекла.
Тьма густая хлынула потоком,
На реке Каяле 7) скрыла свет –
То в набеге скором и жестоком
Враг оставил свой кровавый след.
Точно кошек диких злая стая,
Вихрем прокатился по Руси,
И, добычу лёгкую хватая, –
Хуже смерти…Хоть кого спроси!
Запятнал позор былую славу
Наших громких боевых побед
И насилье начало расправу,
Унижая вольность прежних лет.
Тут позором стала похвала,
Жизнь привольная сменилася нуждою.
И весна, что радостью была,
Стала испытаний чередою.
Словно грянул оземь, шелудив,
Злобный дух степей, противный Див 12).
Вот уже, довольные собою,
Девы готские 13) вновь песню завели;
Морю синему, ревущему прибою –
Песнь своей, безжалостной, земли.
Вспоминают время князя Буса 14),
Наших предков сломленную рать
Как, завидев казнь любого русса,
Принимались готы ликовать;
Как распяты готскими вождями
Были князь и все его сыны,
Чтобы руссы не посмели сами
Против готов начинать войны.
Вспоминают, не скрывая страха,
Удалое войско Мономаха 15),
Половцев разившее громившее не раз.
…А ещё такой ведут рассказ,
Что настали времена для хана
По степям кочующих племён
Отомстить за деда – Шарукана 16)
И позор тяжёлых тех времён:
Чтоб не вспоминалось у кургана,
Как разбито войско Шарукана,
А иные воспевались дни –
Дни побед. Да множатся они!
Если русских золото звенит,
Половцами взятое в бою,
Будет хан по праву знаменит –
Так возвысил сторону свою!
Вот оно играет – просто ах! –
Блещет в цепких девичьих руках
А девицы – хороши собой! –
Собралися шумною гурьбой;
Распевают, словно бы с похмелья.
Речь, для нас обидную, ведут.
Тут и нам, дружина, до веселья –
Нашему мечу гулять бы тут!
*****
И тогда Великий Святослав 1) ,
Светом правды наполняя слово,
С горькою слезой его смешав,
Речь повёл и прямо, и сурово.
Чтоб оно, как золото, сияло,
Чтоб весомей золотого стало,
Речь повёл, страдая, старый князь,
К неразумным братьям обратясь:
«Всеволод да Игорь удалые!
Вы, князья, мне как сыны родные!
Рано вы в просторах половецких
Кровью расцветили острый меч,
А себе в походах молодецких
Выгоду придумали извлечь!
Но врагов нечестно одолели,
Проливая их шальную кровь.
И теперь кровавые капели
Бьют о нашу землю вновь и вновь.
Знаю, ваши храбрые сердца
Выкованы в тяготах войны.
Были б вы пригожи для отца,
Смелостью в боях закалены,
Но моим серебряным сединам
Принесли не славу, а позор.
Оттого, как следует мужчинам,
Слушайте, не опуская взор!
Мужество сердца вам закалило,
В трудный путь на подвиги послав;
Ясного ума – и не хватило…
Или я, старик седой, не прав?
И о том вы думали едва ли:
Князя старшего, кто вам почти отец,
Не войска врагов врасплох застали,
А похода вашего конец.
Что же вы, как два презренных вора,
Удалились тихо от меня;
И, нарушив слово договора,
В степь ушли, не мешкая ни дня?
Где же Ярослав 17), мой кровный брат?
Не видать его былую власть!
Много войск имеет, и богат,
И силён… Куда ж он мог пропасть?
Как не вспомнить прошлые походы
И его черниговскую рать!
…И бояре шли, и воеводы,
Все ему подвластные народы –
Чтобы силу силой сокрушать!
Без кольчуги, да и без щитов,
Лишь с ножами из-за голенища,
Двигались на полчища врагов.
И один сражался словно тыща.
И вернее, чем любые слуги,
Были князю русскому в те дни
Топчаки 18), ольберы 19) и ревуги 20).
Брали верх в одном строю они!
В бой рвались, превозмогая раны,
Бок о бок с шельбирами татраны 21).
И бывали лишь единым криком
Вражьи остановлены полки –
Так победу в том бою великом
Добывали князю степняки.
Словно богатырская застава
Множилась, восторженно звеня,
Прадедов немеркнущая слава.
И покой хранила, величава,
Сила русская – прочнее, чем броня.
Но сказали вы: «Старик – не воин.
Незачем нам кланяться ему.
Он победы новой недостоин,
К прошлому прикован своему.
Сами предстоящих схваток славу
Мужеством своим одни возьмём.
Силою своей, себе по нраву,
Новую победу уведём.
А когда её добудем сами,
То и славу многих прежних лет
Неспеша поделим между нами,
Словно брата старшего и нет.»
А что, братья, будет ли вам дивным,
Если старый князь помолодел;
Поднял войско окликом призывным,
Смело защищает свой удел?
Ведь когда меняет старый сокол
Седину на новое перо,
То сгоняет птиц чужих высоко –
Вдалеке чтоб реяли хитро;
Своего гнезда не даст в обиду,
Не оставит малых соколят…
Если стар – так это только с виду,
А дела – иное говорят.
И не важно, стар я или молод –
Не об этом речь, не это зло.
Сердце охватил предсмертный холод;
Как травинку, душу затрясло:
Ведь не помогают мне князья,
Вывернули время наизнанку.
И врагами сделались друзья.
И беда примчалась спозаранку.
Вот уж город Римов 22) закричал,
Кончаком внезапно осаждённый;
Кровью захлебнувшись, наземь пал
Половецкой саблей побеждённый.
И Владимир 23), князь Переяславский,
Защищая стольный город свой,
Впереди, как богатырь заправский,
Принял, не страшась, неравный бой.
Но не смог взять верх, уйти далёко
Весь изранен копьями жестоко.
И с дружиной, на исходе сил,
В город стольный всё же отступил.
И теперь ему как сыну Глеба 24)
(Был князь Глеб в почёте средь князей)
Не найти не только корки хлеба –
Тяжело глядеть в глаза людей.
В горе и тоске – один, недужный –
Видит свой Переяславль-Южный 25).
Краткие примечания
1. Святослав (Всеволодович) Киевский – князь (годы жизни ок.1125–1194), с 1180 года верховный правитель Руси; старший двоюродный брат князей Игоря и Всеволода Буй Тура, внук Олега «Гориславича»; в 1184 году в союзе с Рюриком Ростиславичем наголову разгромил половцев.
2. «Гориславич» – Олег Святославич – князь Черниговский и Тмутараканский, дед Игоря Святославича Новгород-Северского, двоюродный брат и соперник Владимира Мономаха; прозвище «Гориславич» получил и за талант полководца (от «горящий славой»), и за крайне несчастливую судьбу (от «прославляющий горе»); умер в 1115 году.
3. Игорь – Игорь Святославич (годы жизни 1151-1202), сын Святослава Ольговича Черниговского, внук Олега «Гориславича» и родной брат Всеволода «Буй Тура»; с 1179 года – глава Новгород-Северского княжества, с 1198 года – князь Черниговский.
4. Всеволод – Всеволод Буй Тур – князь Трубчевский и Курский Всеволод Святославич (годы жизни 1155–1196); родной брат князя Игоря, внук Олега «Гориславича» и праправнук Ярослава Мудрого; прозвище «Буй Тур» получил за особую силу и мужество, отличавшие его среди прочих Ольговичей.
5. Кобяк – половецкий хан Кобяк Карлыевич, взятый в плен русскими силами под предводительством Святослава Всеволодовича Киевского в 1184 году.
6. Моравы (или мораване) – жители средневекового государства Великая Моравия, располагавшегося на территории современной Чехии и сопредельных с ней стран; после распада в начале X века Великой Моравии чехи и мораване постепенно слились в единый чешский народ.
7. Каяла – мифическая река, символ глубокого потрясения, жестокого поражения русичей.
8. Кий – по преданию, один из наиболее видных князей в славянском племенном объединении полян, существовавшем в VI веке; был основателем одного из трёх поселений, позднее, к IX-X векам, составивших город Киев.
9. Тмутаракань - город на берегу Чёрного моря, в районе нынешней Тамани; столица русского Тмутараканского княжества, завоёванного впоследствии половцами.
10. Святослав – племянник Игоря Святославича Новгород-Северского и участник его похода на половцев; князь Рыльский; родился в 1166 году; правнук Олега «Гориславича».
11. Олег – князь, младший сын Игоря Святославича Новгород-Северского, участвовавший, возможно, в его походе на половцев; родился в 1174 году; правнук Олега «Гориславича».
12. Див – степное божество, сочувствующее половцам.
13. Девы готские – во времена Игорева похода готы жили в Крыму и занимались перепродажей добычи, захваченной половцами.
14. Князь Бус – вождь антов (руссов); в 375 году нашей эры потерпел жестокое поражение от готов во главе с их вождём Винитаром и был вместе с сыновьями и многими знатными антами распят на кресте. Руссы (русы) – общее название славянских племён, обитавших в районе Днепра; предки русичей.
15. Мономах – Владимир Мономах – один из наиболее видных государственных деятелей Древней Руси, полководец и писатель (годы жизни 1053-1125); в 1113-1125 годах был Великим Киевским князем, верховным правителем Руси; прозвище «Мономах» получил по фамилии матери, дочери византийского императора Константина Мономаха; внук Ярослава Мудрого и родной брат утонувшего в 1093 году в реке Стугне князя Ростислава; на трёх съездах князей горячо выступал за прекращение междоусобиц; был организатором и руководителем трёх победоносных военных походов в глубь половецких степей; прибегал к помощи народного ополчения; законодательным путём несколько смягчил положение народных низов; автор «Поучения», в котором желает мира между властью и народом; во время его правления Русь сплотилась, междоусобицы князей прекратились.
16. Шарукан – половецкий хан, дед хана Кончака; заклятый враг Руси; был наголову разбит и взят в плен Святославом Ярославичем Черниговским в 1068 году; потерпел также сокрушительное поражение от Владимира Мономаха в 1106 году.
17. Ярослав – князь Ярослав Всеволодович Черниговский (годы жизни 1140–1198), родной брат Святослава Киевского и внук Олега «Гориславича»; во времена Игорева похода избегал воевать против половцев.
18, 19, 20, 21. Топчаки, ольберы, ревуги, шельбиры, татраны – племена обрусевших кочевников, проживавшие в XII веке в Черниговском княжестве.
22…город Римов… – русская крепость на границе с Половецкой степью.
23 … Владимир, князь Переяславский… – Владимир Глебович (годы жизни 1157–1187), княживший во времена Игорева похода в Переяславле-Русском (Южном); родной брат Глебовны, жены Всеволода «Буй Тура»; внук Юрия Долгорукого и правнук Владимира Мономаха.
24. …как сыну Глеба… – Глеба Юрьевича (умер в 1171 году); Глеб Юрьевич – один из сыновей Юрия Долгорукого, родной брат Всеволода «Большое Гнездо», отец Глебовны – жены Всеволода «Буй Тура».
25. Переяславль – Переяславль-Русский (Южный), город на границе с Половецкой степью.
Валерий Темнухин
Плач Ярославны
Слышен голос даже на Дунае –
До окраин, горечи полны,
Не кукушки всхлипы долетают –
Ярославны, Игоря жены.
В первый день печального похода,
В тяготах разлуки и тревог,
Вглядываясь в сумрак небосвода
И немую даль земных дорог,
Рано утром одинокой птицей,
Руки, словно крылья, распластав,
Причитает зорям-багряницам,
Причитает с болью на устах:
« С вольным ветром по речным долинам,
В тишину недобрую полей
Полечу в тоске неодолимой
Горьким плачем верности моей.
Стонами кукушки неприметной
Проберусь туда издалека,
Где в кровавой дымке предрассветной
Засверкала грозная река.
А, потом, над ней, Каялой тёмной,
Промелькну, хранимая судьбой;
Не крылом коснусь волны бессонной –
Белым шёлком с нитью золотой;
Белым шёлком на моей одежде,
На её крылатых рукавах.
Безоглядно верная надежде,
Поспешу, превозмогая страх.
И, когда увижу поле брани,
Буйных трав растерзанную гладь,
Голос мой, рыдая, не устанет
Князя дорогого окликать.
Там, в поток невзгод бросаясь смело,
Одиноких дум сорву печать;
Милого израненное тело
Стану, как умею, врачевать:
Белым шёлком, смоченным водою,
Кровь на ранах мужу оботру,
И дыханье смерти роковое,
Словно призрак, сгинет на ветру…»
Разгорелась битва утром рано –
На Дону мечи обнажены.
А в Путивле плачет Ярославна,
Причитает с крепостной стены:
«Ветер, ветер! Что ты поневоле
Налетаешь, преграждая путь?
К дальним грозам отметая горе,
Ласково ладьи качая в море,
Мало в синеве свободно дуть?
Как на крыльях, мчишь под небесами,
Бьёшься против мужа моего:
Всё быстрее гонишь над полями
Тучи стрел на воинов его!
Что ты, повелитель, как в ненастье
Кружишь вихри?
И всё круче бой!
…И моя мечта о тихом счастье
В ковылях развеяна тобой…»
На второй день битвы, ранним утром,
Над Путивлем, с крепостной стены,
Голос Ярославны – просит будто:
«Днепр Славутич! Силою полны
Пенятся твои живые воды,
Прорезая даже камень гор,
В том краю, где волею природы
Диких трав раскинулся простор,
А земля – под властью половецкой.
Ты, всегда бесстрашен и могуч,
В дальний путь с дружиной молодецкой
Уносился от высоких круч
Киева, князей великих града,
И, ладьи качая на волне,
Святослава, мужниного брата,
Вёл к вершинам славы на войне.
Увлекал вперёд над бездной мрака,
Через тьму препятствий и невзгод
До становищ грозного Кобяка,
Хана половецкого. И вот
Вмиг волною княжеских клинков
Разметало войско степняков.
Так верни с победой, господин мой,
Мужа на сверкающей волне,
Чтобы, как и прежде, быть любимой,
Будущему радоваться мне;
Чтобы не вставала утром рано,
Не лила потоки горьких слёз;
Чтобы ты под пологом тумана
Все печали за море унёс!»
Третий день грохочет бой неравный
На степной далёкой стороне,
А в Путивле голос Ярославны
Слышен ранним утром на стене:
«Свет мой, Солнце Ясное! Ты трижды
На заре вставало над землёй;
Простирая в сумрак луч надежды
Обещало славу и покой.
Солнце полдня, солнце зорь закатных,
Солнце ранней утренней зари!
Проплывая в далях необъятных
Ласково на землю посмотри;
Приноси тепло и свет любому,
Согревая души красотой!
Так зачем сверкаешь по-иному –
Видно, подменённое судьбой!
Что, владыко, жгучими лучами
Настигаешь храбрые полки;
Тяжкий зной колеблешь над полями,
Точно волны призрачной реки?
Жажда, посильнее вражьей сабли,
Так и ходит всюду по пятам
В тех полях, где нет воды ни капли,
Где любимый с воинами –
Там
Гневом распалила степь глухую…
Русичам сжимая луки,
Ты
Тетиву расслабило тугую –
Стрелам нет ни сил, ни высоты;
Русичам усталым ты всё чаще
Кожаный колчан полупустой,
Стрелы прогибая в нём, скрипящем,
Накрываешь гибельной тоской…»
*****
Нет, не спорить людям с небесами,
Коль друг с другом справиться невмочь!
Заходило страшными волнами
Море смерти в грозовую ночь:
Паруса круша, живое раня,
Смерчем завилась ночная жуть!
Молний в небесах рвануло пламя –
Словно Бог всевидящий перстами
Игорю указывает путь
Из пучины бед – к степному долу,
И в раздолье русской стороны;
К золотому отчему престолу
Да в объятья верные жены!
Yaroslavna’s lamentation
(from the poem “Kayala” in interpretation by Valery Temnukhin of the Ancient Russian poem “Slovo o Polku Igoreve” (“The Lay of Igor’s Raid”)
English version by Ol’ga V. Vorontsova
One could hear even on the Duna
Lamentations of prince Igor’s wife.
A tearful voice of Yaroslavna,
Crying, weeping, bearing all sorrow
Speading all about outskirts.
On the first day of the tragic march
Troubled by her parting with beloved
Peering into darkness of the sky
And the limitless expanse of the pathway,
Early morning like a lonely bird,
Stretching hands like land bird’s wings,
She is mourning to the crimson colored dawn
With all sorrow in her broken voice:
“Fly I shall along the rivers’ valleys
With the fair wind carrying my grief,
Wailing sadly with my faithfulness and love
To the tragic silence of the fields.
I shall find my way from faraway
Sneaking as a simple cuckoo bird,
To the place where in the raising dawn
Dangerously river glares in blood.
Then I’ll flash above Kayala-river’s 4)
Dark deep waters, guarded by the fate;
And with white silk gold threaded coat,
Not with a wing, I’ll touch the wakeful waves.
And like white silk of my clothes,
On its wide sleeves spread like wings,
Wholehearted with my hope,
Fighting fear I’ll hurry up.
When I see at last the battlefield,
Tattered grass that have been violent blossom,
Voice of mine though howling of pain
Won’t get tired to call my dearest prince.
There, throwing myself into the stream of hardship,
I shall overcome my loneliness.
And I’ll heal the wounded body
Of my lover as I can:
I shall wipe the blood from wounded flesh
Of my husband out by white silk moisten by the water,
And breath of the death will disappear in the wind
Like a phantom …”
Early in the morning the battle burst out,
In the Don with swords unsheathed.
And in the Putivl-town 6) crying Yaroslavna 2)
was wailing from the fortress wall to wind:
“Wind! Oh, wind! Why do You willy-hilly
Blow up, barring the way?
Pushing the sorrow over to the far storms,
Rocking big boats in the sea,
Why can’t You blow freely in the blue sky?
Embracing others with light wings
You are fighting against my husband:
Driving black clouds of arrows more and more stronger
Above the fields towards his warriors!
Why You, master, whirl whirlwinds as the wet,
If it were a foul weather?
And the battle become more and more crushing!
…And my dream, dream about happiness,
Is destroyed by You in feather-grass …”
On the second day of the battle, early in the morning,
From a fortress wall over the Putivl-town 6),
The voice of Yaroslavna 2) is pleading:
“Oh, the Dnieper, the river of Glory!
Being full of strength,
Your waters are foaming,
Cutting easy stony mountains 7)
There, where, due to will of Nature,
Wild grass spreads all over,
And the land is under the power of the Polovetsians.
You, as always fearless and mighty,
You speed away from high cliffs of Kiev
The city of Great Russian commanders,
To a distant trip with Russian squads,
Rocking boats on your waves
You have lead brother Svyatoslav 8)
To the peaks of Glory of the war.
You have carried along with the sea of trouble,
Cross the host of obstacles and hardships,
To the nomad camp of Kobyak 9), khan
Of the military of Polovets. And then,
In a flash, the troops of steppe tribes
Were scattered by the wave of Russian blades.
Оh, my Lord! I pray: return my husband with the Victory
On Your sparkling wave.
So that, I can be loved, as before,
And look forward to the future.
I wish I don’t get up early in the morning;
I wish, I don’t shed floods of tears;
I wish the wind took all my sorrow
Over the sea under the cover of the fog!”
Comments
1. Danube (Duna) – during Igor’s campaign, the river along the most distant Western border of the Russian Land; symbol of life, space and freedom.
2. Yaroslavna – Igor’s wife, daughter of kniaz Yaroslav, who was the Head of Galich Land and was famous under the name of “The good 8th idea man”; Yaroslav lived in 1130-1187.
3. Idor (Svyatoslavovich) – 1151-1202; Svyatoslav Olegovich’s son, grandson of Oleg Svyatoslavovich , who was the Head of Chernigov Land and was famous under the name of “The hard and sparkling Glory man”; since 1179 Igor was the Head (kniaz’) of Novgorod-Seversky Land, and since 1198 – the Head (kniaz’) of Chernigov Land.
4. Kayala – a mythical river; the symbol of extreme shock and the crushing defeat suffered by the ancient Russians.
5. Don – the main river the Polovetskaya steppe; a symbol of military Victory of the Russians over the nomad Polovetsians.
6. Putivl – the town in the modern Ukrain. During Igor’s campaign it was a frontier fortress of the Novgorod-Seversky Land to the south of the Novgorod-Seversky town, on the way to the Polovetsian Land. At the time of Igor, Putivl was ruled by the eldest son of Igor, Vladimir ( 1170-1212), who joined to the campaign of his farther and was captivited together with him by Polovetsky khan Konchak. And, after that, Vladimir married Konchak’s daughter and returned to Russia. Novgorod-Seversky is the center of Chernigov region, the modern Ukraine. As a town it was founded in the 1044 under Yaroslav-the- Wise, on the spot of the settlement of a Slavic tribe called “northerners” in the VII-IX centuries. It was ravaged and destroyed by the Polovetsians in 1068 and 1080 years. Since 1098 it has been the capital of the appanage Seversky, within Chernigov principality.