Голая Женщина шла по городу, вывернутому наизнанку, внутрь шпилями башен. Наружу швами каналов.
Шла по вспоротому брюху его площадей. Навстречу шлюхам в шелках, золотозубым зазывалам и распахнутым кабакам. Навстречу чопорным старухам с жадными молодыми глазами. Вывернутые руки улиц просили пощады. А Голая Женщина влачила за собой шлейф собственной тени и смятений и только. Она не была ни красива ,ни безупречна. У нее было тело матери, выносившей не одного ребенка. У нее были руки, привыкшие к чёрной работе. Крепкая шея и ноги.
Она не понимала кто она, почему она здесь и куда идет. Просто она остро ощущала свою обнаженность и единственность в этом городе. И очень хотела выглядеть как можно достойнее в этом вынужденном состоянии.
Она шла так, как идут захватчики. Неотвратимо. Так, как крадутся мимо родительской спальни. Босоного.
Просто-шла.
У нее не было выбора