Жизнь
Таисья Николаевна неспеша накинула легкое демисезонное пальто, старенькое, как и сама, рукой провела по немудреной прическе, кубышке, когда-то шикарной в полном смысле этого слова, а сейчас помещающейся в кулаке, улыбнулась невеселой улыбкой отражению в зеркале и вышла на улицу.
Весенний ветерок ласкал кожу своей свежестью и теплом и располагал к размышлениям. Немного отойдя от дома, Таисья Николаевна забеспокоилась, остановилась, открыла сумку, кошелек… Успокоилась – деньги и талоны были на месте.
– Надо поспешить. Три километра для меня уже не ближний путь. Будь я помоложе – разве бы думала об этом?! Или бы в деревне хоть кто-то бы еще жил, так попросила бы… Или хотя бы дочь, Лизонька, была дома…, – размышляла она на ходу. Но в деревне Таисья Николаевна жила одна вот уже второй год, а дочка – далеко. Правда, приезжала лет пять назад, когда машину покупала. А сейчас и писем нет.
– Конечно, грех обижаться на судьбу, – продолжала думать она, – пенсию, слава Богу, получаю. Талоны вот есть. На масло только куда-то задевала. А на водку мне и не к чему. Ну да, может, поменяют. Ну, а, Лиза?! Что, Лиза?! Ей ведь тоже нелегко в городе-то. Дети, муж, работа… Да ей еще труднее, чем мне.
Вот так за мыслями, не заметив расстояния, и дошла до сельмага. Но, оказывается, спешила не одна она, о чем красноречиво говорила очередь до дверей.
– Таисья Николаевна, здравствуйте. Как поживаете? – спросила впереди стоящая покупательница, Таня, ее бывшая ученица.
– Ой, Таня! Здравствуй! Да, ничего. Нормально. Вот только здоровье иногда подводит.
– А дочка-то часто пишет?
– Часто, часто, – торопливо ответила Таисья Николаевна и для достоверности добавила: – А как же?!
– Заходите к нам в школу, – пригласила Таня, работающая, как и Таисья Николаевна когда-то, учителем.
– Обязательно. Вот будут дни подлиннее, да потеплее…
За разговорами незаметно подошла и очередь. Купив песку, спичек, мыла, печенья, конфет, Таисья Николаевна извиняюще, в пол голоса, попросила у продавщицы:
– Мне бы маслица, хоть граммов бы двести.
– Давайте талон, так будет и масло, – грубо, специально громко, чтобы все слышали, какая она принципиальная, сказала продавщица, так же, как и Таня, когда-то ее бывшая ученица…
Очередь притихла. Было слышно, как тикал будильник на прилавке. Таисья Николаевна от неожиданности как-то вся съежилась, и без того сухонькое тело, как будто бы еще уменьшилось в размерах, засуетилась, доставая талоны из кошелька.
– Вот, берите, любые. Только на масло у меня нет. Видно где-то обронила. А врач советовал …, – то ли оправдываясь, то ли доказывая, сквозь слезы дрожащим голосом говорила она.
– Нет талона – нет и масла, – отрезала продавщица.
Руки дрожали, слезы застилали глаза. Не помнила, как расплатилась за покупку, как оказалась на улице…Это уже потом, пройдя километра два, вспомнила провожающие ее взгляды покупателей: жалостливые и безжалостные, сочувствующие и злорадные, ласкающие и ненавидящие. Взгляды, как сама жизнь…
А через полгода ее хоронили. В последний путь провожали представители сельской власти, педагогический коллектив и учащиеся школы.