***

Яна Шопина
                Пересмотрела мюзикл "Призрак Оперы"
                Вот, навеяло:)



     Все замерло в старинном особняке де Шаньи. Было уже около одиннадцати. Я не мог уснуть и бродил по темным залам.
     Это был удивительно красивый дом. Богатая архитектура восхищала великолепием. Атмосфера, наполненная какою-то особенной нежностью, согревала и даже немного вводила в дремоту, но вместе с тем, странное ощущение чьего-то присутствия, кого-то незримого, далекого. Оно не раздражало, а напротив, приятно окутывало едва ощутимым оттенком грусти. Словно ангел-хранитель, обитавший в стенах дома...
     Незаметно для себя, я очутился в огромной галерее, подобной тем, где еще сохранились изображения легендарных предков. Портреты были разные по величине и форме. Лица, пышно одетых дам, генералов и маршалов, как живые, величаво наблюдали сверху.
     Проходя вдоль стены, мой взгляд нечаянно остановился на одной картине. Она была маленькой по размеру и почти терялась на фоне остальных, словно хотела спрятаться от посторонних глаз. Бог знает, как она очутилась там.
     Мне захотелось рассмотреть ее лучше. Я поднес огарок свечи, чье яркое сияние разогнало темноту.
     Картина была без названия, даже без рамки, и лишь в самом углу были выведены красивым почерком две буквы: "P. O.".
     Не было изображено ничего особенного, только свежий, едва распустившийся бутон алой розы, перевязанной лентой с сапфировым колечком, брошенный на каменные плиты среди пожухлой листвы. Казалось, даже с картины она источает аромат, словно вырванный кусок чьей-то истории.
     Я все пристальнее вглядывался в ее очертания, и реальность отступала, желая приоткрыть другой, незнакомый мне мир, находившийся за пределами разума, времени, сознания...


     Кому с такою нежностью был предназначен этот цветок? Чьей трепетной рукой оставлен на могильной плите? Может быть того, чье слабое дыхание еще витало здесь, кто неотступно следовал теми коридорами, где ступала Она? Тот, чье сердце замирало при одних только звуках Ее голоса. Тот, чья музыка, песня, душа были отданы Ей, и которую он потерял навсегда.
     Незримый гений, в чьих руках ноты оживали, наполняя собой каждый уголок оперного театра. Сливаясь в причудливые симфонии, они поднимались под самый купол и лавиной падали в мрачные недра Grande Opera. Только здесь темнота преображалась, уступая место чуду. Только здесь их души соприкасались и совершали полет в вечность. Здесь, вдали от ничего не подозревающих зрителей, по эту сторону сцены была настоящая жизнь, жизнь, которой жили только они. И даже, когда его не было рядом, она чувствовваала за спиной чье-то дыхание, того, чей силуэт изредка мелькал за зеркалом, того, чью розу Она всегда находила в своей гримерной, и кто незримою рукой открывал перед Ней волшебный мир музыки. Он создавал этот мир для Нее, не зная, что вскоре он будет разрушен, не зная, что Ее сердце уже будет принадлежать другому также, как его принадлежит Ей. И никакие силы природы: ни ревность, ни безумная любовь, ни месть не смогут вернуть Ее. Ничто не сможет заглушит это последенее тихое "прощай". Лишь сладкий поцелуй на своих губах и Ее обручальное кольцо - последнее, что Она оставила ему. Она уходила от него навсегда и только лишь их глаза все продолжали петь песню Темноты...
     Много лет прошло с тех пор, старое здание Оперы молчит, покоясь в тишине опустевших улиц. Вдруг послышался гул машины. Она проехала мимо театра и направилась в сторону кладбища. Когда она подъехала, из нее вышел старый, хорошо одетый человек. Медленно двигаясь среди туманных аллей, он долго шел, прежде чем остановился у одной из могил. Некоторое время он стоял не шевелясь, чуть наклонив голову. Моросил дождь. Его глубокие глаза блестели при дуновении ветра. Он пристально вглядывался в портрет красивой молодой женщины. Под ним было выгравировано: "Графине де Шаньи, любимой жене и матери". Глубоко вздохнув, он уже собирался уйти, как взгляд его упал на каменные плиты. По лицу пробежала тень испуга, он осмотрелся вокруг, и вновь опустил глаза... Там, среди опавших листьев лежала свежая роза, перевязанная черной шелковой лентой, а посередине стебля этой же лентой было привязано обручальное кольцо с синим сапфиром...
    

     Внезапно раздался бой часов. Он вихрем унес меня от моих размышлений. Слабые отблески почти догоревшей свечи падали на пол и причудливыми узорами разбегались по паркету. В комнату ворвался свежий ветерок. Пламя задрожало, и, последней искрой осветив картину, погасло, окутанное дыханием ночи...