Вот уже сорок раз голосила над нами зима,
Сорок раз над землей зеленело и плакало лето.
Но глазницы пусты, как пуста погорельцев сума.
И густая трава прорастает сквозь наши скелеты.
Сколько нас полегло, пред Отчизной не знавших вины,
Головами навечно уткнувшись в болотную жижу,
Потому что в горниле чудовищной этой войны
Одному захотелось ценою предательства выжить.
Мы не чаяли дня расквитаться с врагом за долги.
Ради этой награды мы в землю по плечи врастали.
Но подвел генерал. Мы ж не верить ему не могли,
Коль уверен был в нем даже генералиссимус Сталин.
А потом окруженье, как будто прикладом под дых.
И растерянный взгляд на стыдом перекошенных лицах.
Эти горькие думы страшнее атак штыковых!
Если б знали вы, как тяжело с ними в землю ложиться.
Пусть потом прозвучит в тишине, как законный итог,
Приговор трибунала, мол, гниду окопную - к ногтю!
Пред глазами потомков, иуда, он все-таки смог
Перемазать всех нас напоследок отборнейшим дегтем.
Кабы знать, что в конце ожидает подобный сюрприз,
Что отныне вовек нам не светит ни рая, ни ада,
Братцы, каждый из нас просто глотку б ему перегрыз,
Чтоб избавить себя от бесчестья, а землю от гада!
Снова тихий закат расправляет над нами крыла,
Но не вызовет он ни восторга в нас, ни умиленья.
С голубой высоты на истлевшие наши тела
Опускается серая мгла под названьем "забвенье".
И в последнем отчаянном крике оскаливши рот,
От бессилья и смертной тоски, что так мало успели,
Поднимаемся мы и бредем сквозь туманы болот,
Запахнув на груди иссеченные в клочья шинели.
1986