Изложено мною, в слегка помутнённом уме и не совсем трезвой памяти, Иваном Парамоновичем Ольшанским, почтенным советником при канцелярии господина Т.,губернатора М-го уезда, кавалера нескольких орденов и каких-то там медалей уж всё не упомнить, простите великодушно, господа).
Извольте, господа, прослушать одну страшную, но поучительную историю. Я бы даже сказал страшно поучительную, а также изобличительную. Итак, начну с самого начала.
Моя обожаемая младшая сестра Лизанька неожиданно и весьма сильно занемогла и я на следующий же день, с утра, пошёл в больницу к доктору. Настроение у меня было неважное, но погода, напротив, стояла просто прекрасная: свежий утренний воздух, ласковое, ещё не совсем пробудившееся ото сна солнце, мягкие тени от деревьев... Одним словом, красота!
Если бы не болезнь Лизаньки, мы бы с нею сейчас неспешно прогуливались по великолепному, благоухающему свежей сиренью скверу. “Ах, как несправедлив мир! Такая чудесная погода, а моя Лиза хворает”,- думал я, проходя мимо городской ратуши, разноцветные витражи которой переливались божественным светом, отбрасывая блики на главную городскую площадь.
Так вот, был я уже на полпути к больнице и вдруг почувствовал, что мои внутренние органы, уж простите великодушно, господа, страстно желают испражниться! Сначала я подумал “ерунда, переможется”, но мой кишечник всё больше взывал к законному отторжению ненужных продуктов жизнедеятельности и в скорости я уже не мог терпеть. Почти бегом (как недостойно для джентльмена, я стыжусь, господа!) добрался до больницы и отыскал ватерклозет.
Но как только я начал открывать дверь, меня кто-то окликнул сзади. Я обернулся. Это был мой давний товарищ, действительный статский советник Рубин. Очень почтенная в нашем городе личность, большого ума человек…но как не вовремя! Он радостно подлетел ко мне и завёл разговор.
- Приветствую, Иван Парамоныч! Рад вас видеть, как поживаете?
- Да так, Андрей Спиридоныч, живём помаленьку. Всё вроде бы хорошо, да вот сестрица моя, Лизанька, захворала. Помните её?
- А как же! Весьма симпатичная особа, помню-помню. Замуж ещё не выдали?- сегодня Рубин явно был немного не в себе. Он всегда был очень сдержанным человеком, а тут его просто понесло.- Да, кстати, могу предложить свою кандидатуру! Хех-хе-хе!
- Да вы гляньте на себя со стороны…
- Что, нехорош?- возмущённо выпучил он глаза, налитые красным и тут я понял, что он навеселе. Всем хорош был этот замечательный человек, но имел один огромный недостаток: как начнёт пить и никто уж его не остановит, пока сам он не свалится пьяный.
- О нет! Что вы, что вы! Очень даже хорош…
- А что же вас тогда не устраивает, позвольте спросить?!- он начал повышать тон и это не сулило ничего хорошего. Что хуже всего - терпеть становилось всё невыносимее от минуты к минуте!
- Видите ли, Андрей Спиридоныч, моя сестра…
- Очень миловидная особа…особенно если выпить,- он снова перебил меня и громко икнул.
- Да позвольте же мне сказать, а сами извольте выслушать!- я начинал выходить из себя, потому как его поведение было возмутительно.- Я уверен, что Лизанька с радостью вышла бы за вас замуж, да и я был бы совсем не против... Но я же сказал вам, что она сейчас хворает!
- Это всё отговорки! Вы против нашей взаимной любви и поэтому препятствуете нас всеми силами! Вы лжец!- это было уже слишком, Андрей Спиридонович разошёлся не на шутку и продолжал гнуть своё. Надо было как-то его остановить.- Вы негодяй, подлец, эгоистичный подонок! Да как вы можете препятствовать вполне законному желанию Лизаньки выйти за меня замуж!
- Доктора сюда, срочно! Тут человеку плохо, у него белая горячка!- мне было уже всё равно, что кричать и я изволил плести всяческую ахинею.- Срочно схватите его, он устроит тут драку или ещё чего почище!
- Да как ты посмел оклеветать меня, подлюка?! Я тттебе покажжжу, где ррраки зззимуют!- Андрей Спиридонович принялся разбрызгиваться слюной, задыхаясь от гнева. К нему подоспели три доктора и, крепко ухватив под руки, стали тащить к выходу. Я же быстрёхонько проскользнул в клозет, ибо терпеть больше не было мочи.
Как вы знаете, в нашем городе во всех государственных учреждениях уже провели электричество и там всюду есть лампы накаливания, которые освещают буквально каждый угол. Так вот, представьте моё недоумение, когда я зашел в клозет: помещение было довольно большое и просторное, а на стене в дальнем конце его находилась одна единственная лампа, да и та светила из рук вон плохо, почти ничего невозможно было разглядеть! Свет даже потухал иногда на несколько секунд. Уже это должно возмутить любого порядочного человека! Мало того, в помещении стоял отчётливо чувствующийся запах людских испражнений! Вы можете представить себе такое, господа?! Первое впечатление от больничного клозета вызвало у меня сильнейшее желание как можно скорее покинуть это отвратительное заведение, но я не осмелился спорить, а тем более входить в конфликт с собственной выделительной системой, потому как она угрожала разразиться не на шутку, не щадя ни меня, ни окружающую обстановку (которая, впрочем, оставляла желать очень и очень много хорошего).
Я начал как можно быстрее продвигаться к середине помещения, к заветным кабинкам для справления нужды. Всюду пол и стены были грязными, и, кажется, давно не чищенными, не мытыми. Наконец я дошёл до кабинок и попытался открыть одну из них, но не тут то было, господа! Дверь была словно намертво приколочена, и не поддавалась ни в какую. Кабинок было всего три, и я дёрнул ручку второй двери, но и она ни за что не хотела открываться. Оставалась последняя дверь с надписью “Данная кабинка на ремонте. Администрация больницы приносит вам глубочайшие извинения за неудобства”. Мучения мои усиливались, и поэтому я в отчаянии дёрнул эту дверь, почти потеряв надежду на благополучный исход моего приключения. Но вдруг (о, чудо!) дверь легко отворилась и буквально налетела на меня, ибо я рванул её изо всех душевных и физических сил.
Я не ожидал такого нежданного оборота событий и полминуты стоял, не веря своему счастью. “Странно,- думал я,- на двери написано, что кабинка на ремонте, а она открыта и выглядит так, как будто она вполне в рабочем состоянии! Странно, странно...” Далее я, как и полагается, снял, простите, брюки и уже сел было на сидение стульчака, но тут обнаружилось, что сидения то вовсе и нет! “Ну это уже ни в какие ворота, господа!- подумал я в отчаянии.- Что же это, простите великодушно, за нужник такой, без кольца для сидения?!” И тут на меня нахлынула волна отчаяния и обиды на самого себя и вообще на весь белый свет: нашёл клозет, нашёл кабинку, смог открыть дверь, уже почти начал делать дело, и вдруг такая оказия! Ну скажите на милость, господа, кто бы тут не вышел из себя?! Я принялся лихорадочно думать, как же мне ЭТО сделать.
С детства я страшился всяческих бактерий, микробов и различных микроорганизмов вообще. Мой отец был биологом-исследователем и постоянно рассказывал мне о них. Меня нисколько не успокаивали его заверения, что есть и полезные, “добрые” микробы. Так что эта фобия появилась у меня с самого раннего детства и, похоже, будет преследовать всю оставшуюся жизнь. Итак, господа, я страшно мучился и физически, и душевно: у меня болел невыносимо живот, но ещё невыносимее была мысль о сидении на ЭТОМ! Я просто не мог себе позволить сесть, уж простите меня великодушно за подробности, голым задом на холодный, грязный, весь в бактериях и микроскопических паразитах стульчак, который к тому же вонял отвратно. Но тут я подумал “а как же, собственно, справляют нужду солдаты во время войны?”. Ответ нашёлся тут же: они ходят в кусты и делают это среди букашек, кузнечиков, гусениц и прочей живности, которой, кстати, там гораздо больше, нежели в ватерклозете.
Посомневавшись ещё мгновение, пока стало совсем невмоготу, я резко уселся на холодный стульчак и потянулся к ручке двери, чтобы закрыть её. Как только я потянул ручку на себя, дверь со страшным скрежетом покосилась, немного повисела и слетела с петель, громогласно ударившись оземь и подняв небольшой столб пыли, представляете, господа?!! Это было последней каплей, и мой организм тут же произвёл своё естественное природное очищение. Я с облегчением вдохнул мерзкий воздух, концентрацию вонизмы которого я сейчас же и увеличил. Так-то, господа! Но тут выяснилось, что процесс не окончен и обещает затянуться… “Помилуйте! Но это же просто-напросто кошмар!- вознегодовал я в душе.- А вдруг сейчас зайдёт какой-нибудь господин и поневоле станет лицезреть меня на грязном стульчаке, с обнажёнными гениталиями, среди грязной обстановки, с лежащей прямо напротив меня дверью и вывороченными петлями от неё, что же подумает этот почтенный человек?! Какой позор!” И я очень живо представил себе ЭТО и содрогнулся всем телом от своих жутких фантазий. А если тот господин оказался бы сплетником, то представьте, как бы я потом смог находился в публичных местах, господа?! Ничего страшнее этого в своей жизни я не могу представить и по сей день, ведь самый главный страх мой - это позор и стыд перед людьми!
Но я просидел минут пять, и ничего не произошло; я почти успокоился. От сердца отлегло и от кишечника тоже. Я, наконец, окончил свой труд (я говорю “труд”, ибо в таких условиях у меня не повернётся язык назвать это как-либо по-другому) и потянулся за туалетной бумагой. Угадайте, что было дальше, господа! Верно! В этом ненавистном клозете не было даже туалетной бумаги! “Чёрт подери!- возопил я в полный голос, вероятно, мне внимали в этот момент на всех трёх этажах больницы.- Хоть что-то нормальное найдётся в этом проклятом клозете?! Здесь, простите великодушно, даже подтереться нечем!!!” И я сызнова стал размышлять, как выпутаться из вновь сложившейся ситуации. Думал я также о смысле жизни, жуткой несправедливости со стороны администрации больницы к простым людям, а также о положении нашего государства на международной арене в сфере “клозетостроения”... Последующие несколько минут были весьма плодотворны в смысле невиданных многоэтажных ругательств, которые, одно за другим, посещали моё покачнувшееся сознание, и которых я прежде даже представить себе не мог.
Наконец выход нашёлся сам собой – я захотел высморкаться и машинально достал из кармана пиджака белоснежный шёлковый платок с изящными и весьма замысловатыми узорами. Особый платок, такого ни у кого не нет. Это был подарок моей тёти Эльзы, которая зарабатывала на жизнь профессиональным вышиванием. Я давно носил этот платок в качестве талисмана и никогда не использовал его по назначению, жалко портить такую красоту. Я бы, конечно, и сейчас его не использовал, но, во-первых, я был уже вне себя от гнева и в помутнённом рассудке, а во-вторых, сегодня я забыл взять с собой обычный, ничем не примечательный синий батистовый платок. Так вот, господа, как умалишённый я некоторое время бесцельно разглядывал платок, а затем неожиданно вспомнил слова, которые любила повторять тётя Эльза: “Всегда будь самим собой” и “Всегда используй вещи по назначению”. Это дало мне твёрдую уверенность, что я всё делаю верно. Я быстро поднялся, сделал всё, что надо, засунул платок поглубже в карман и спокойной походкой вышей из клозета. У входа стоял какой-то господин и взволнованно смотрел на меня сквозь толстые линзы очков.
- Что с вами, вы больны? Почему вы кричали? Вам помочь?- спросил он меня чуть дрожащим голосом.
- Нет, со мной всё прекрасно, а вот с моей сестрой нет, она больна,- угрюмо ответил я.
- Где она, дома? Я могу помочь,- ответил он почти исправившимся голосом.
- А вы врач?- спросил я, чувствуя, как гнев начинает закипать во мне.
- Да,- последовал безмятежный ответ.
- Да? Ах вы, значит, врач…врач, ага-ага...И как же это называется, позвольте спросить, милостивый государь!- взревел я. Он открыл было рот, чтобы ответить, но я не дал ему этого сделать, продолжая напирать на него всем телом и поддерживая себя безудержным потоком слов. Он попятился и прижался к стене.- Помочь, говорите?! Ааааа, как же! Как может помочь человеку врач из больницы, где в ватерклозете тысяча нарушений санитарных правил?! Да это же просто позор для нашей медицины!- и тут я перечислил ему весь немалый список клозетных неисправностей.- И после всего этого вы собираетесь лечить людей?! Любопытно, милостивый государь, как вы собираетесь это делать! Нет, не видать вам моей Лизаньки! Без вас разберусь, трубочисты вы неумытые! И всем друзьям и знакомым расскажу про ваш клозет, будете знать! Заявление на всех вас напишу, в суд пойду! Да за такой клозет должно быть стыдно любому доктору в этой больнице! Как вы могли такое допустить?! Человек не может спокойно удовлетворить свои естественные природные потребности! И где же это происходит?! В просвещённой стране, в одном из самых передовых и развитых государств мира человек не может нормально сходить в клозет!!! Мне стыдно за всех вас, господа!- закончил я свою речь немного охрипшим голосом, обращаясь уже ко всем присутствующим в широком фойе больничным служащим.
Затем я нервно вылетел на улицу, не обращая внимания на удивлённые взгляды людей, окружавших меня. Это был худший день в моей жизни, никогда я так не ругался, как сегодня, но, придя домой, я успокоился и рассказал Лизаньке о своих злоключениях. Она долго и громко смеялась, а к следующему утру ей стало легче. Постепенно она выздоровела, даже без лекарств. Просто она постоянно вспоминала мою историю и просила меня пересказать её заново, а когда я заканчивал свой рассказ, Лизанька звонко и подолгу смеялась. Никогда бы не подумал, что смех - такая полезная штука. Вот так-то, господа!