Мой мир был тесно ограничен:
Мой взгляд был слеп, язык был нем,
Мой вид был сильно сатиричен
И жизнь моя была как тлен.
Я был подавлен, я был болен,
Рассудок мой был помрачён.
Когда я думал, что был волен,
Реальность била кирпичом.
Я не горел, - я тлел угаской,
Лишь страхом продолжая жизнь.
Я был окрашен серой краской,
Моей платформой стала низь.
Я сам не знал, был я иль не был,
Ведь я не жил, - существовал.
В сей жизни я житья не ведал
И от неё добра не ждал.
Всё это было мне тюрьмою,
Тюрьмою тёмной и сырой.
Видать, так велено судьбою,
Чтоб в жизни сей я был изгой.
Но я в судьбу ни сколь не верил.
Всегда я думал, что судьба
Миру дана, чтоб мир поверил,
Что суть беды – судьбы вина.
И верил я, что миг наступит,
В который мой никчёмный стан,
В глубокой яме дух испустит
И мой разрушится капкан.
И миг настал, как я предвидел,
Чем меня в миг развеселил,
А чтоб былую жизнь не видел,
Он меня в новую жизнь вселил.
И жизнь пришла, а с ней и радость,
Пришёл рассвет, затем успех,
Пропала старой жизни гадость,
Вернулся мой счастливый смех.
И каждый день мне стал прогрессом,
Что вскоре всплыл я с глубины,
Поднял платформу на подвесы,
И мир увидел с высоты.
Весь мир раскинулся в муаре
И в жизни стал я припевать,
А один раз, сидя на "паре",
Я стал свои стихи писать.
Я благодарен всем знакомым,
И всем подругам, всем друзьям,
Что помогли всплыть в жизни новой.
Я благодарен и врагам.