Посвящается The Cavern,
а собственно Жене, Юле,
Гансу, Патрону, Тёме,
Андре и Мужчине,
имени которого,
я не помню...
Весна. Небес водопровод. Вокзал.
Март. Цветы. Не мне. Не от меня.
И Город. Который, давно не ждёт.
Квартира. Лёд. Виски утром жжёт
Горло. Как тиски. Сидеть на полу
Не видя души. День, куда я пойду.
Праздник. Не на этом материке.
Дела. Всё по борту ушло как вода.
Пальцы ловят воздух. Я не хочу тепла.
И холод затекает в ноздри.
Газетный киоск отдаст прессу.
Колоннада пластинок, любимое место.
Солнце улыбнётся, как стюардесса
Сухо и хорошо. За чашкой эспрессо.
Магазинчик напротив. Пушкина профиль.
Будь я врачом - колол бы морфий.
Тёма бокалы трёт. Стены - как билль
О правах кирпича над извёсткой.
Графитти. Красная кожа. Неведомый извозчик
Собрал персонажей не из воска.
Смешные дети в мире цветов Саудека
Ножки в зелёных чулках. Спиртовая аптека.
Виски плохой. Я пью с хозяином свой.
И день - как удача, попой поворачивает.
Вечер рухнет к ногам. Среди холмов
Загаженных асфальтом и кирпичом.
Музыка оживает. THE BEATLES играет.
Почти легко. Хмель ко мне подступает
Подвал наполняет весёлая масса
Пиво. Цветы. Открытая касса.
Я всегда знал, что буду сам. И даже мечтал.
Ибо женщины, дети и даже друзья –
отучили любить тех, кто больше дня.
Или ночи. Нашли подле меня причал.
Самолёты. Поезда. Города. И я бежал.
Что бы в доме на Пушкинской 9А
Осознать, что я сам. Что уже не свобода.
А что-то другое давит виски, не даёт дышать
Почти готов уйти, дабы не мешать
Но силы нет, даже встать.
Я не почуял её ароматов. Она как дух.
И бархат платья коснулся рук.
Резкими буквами «Не грусти».
И сдавленный шёпот «Пусти!»
На лестнице, на пол пути
По мрамору к моей двери.
И пальцы не хотели устать от тепла
Её кожи и синевы её вен.
И дрожь наших глаз, и холод стен
Мой мир из её губ, гулкий животный стук.
Я понимал, что почти раздет
Что глуп, что готов целовать
Кончики ног и рук, покорять
И возделывать поля рядом с ней
Что это в мозгу, не в главном,
А в спинном, а посему основном.
Я почти дошёл. И она со мной.
Я искал ключ. Но раздался звук.
Чужой. Злой. Я сразу осознал.
Что потерял. То, что минуты назад
Нашёл.
Телефонный звонок. Её поводок
Натянут. Кем-то другим. Всё Ок.
Иди. Я тоже спущусь. В мир
Где оргии смешались в пир
И нет места ни любви, ни похоти
По мрамору стучат каблуки.
Её. А я сижу. В пустоту гляжу.
А вижу - её глаза. Глупая слепота.
Холодный душ. Для меня и Киева.
Сорочку, затолкав под ремень. Спускаюсь в
Тень.
Она сидит на коленях мужчины,
Который для неё стар. Не кричать
Же через зал - что она моя. Любовь.
Да и алкоголь. Отпуская тело
Допускает мысль - что всё дело
В голодной судороге челюстей
С разбегу подхожу не к ней.
А к женщине конеподобной
Ибо она кажется мне свободной
И мы уходим прочь. Где простыни
И ночь
Я видел её потом. Когда заносил горшок
С цветком. Она придержала мне дверь.
И закрыла её за мной. Толи шок,
Толи грузность земли в руках
Помешала словам обрести свободу,
Вся теплота. Накрыла и канула в воду.
Я стоял, упирая нос в листву.
Не в её глаза. И не в пустоту.
Что-то живое будет теперь меня ждать
В городе, где свет и любовь-не дать
Не взять