Кощей- бессмертный.
Ты дарила ему ослепительный свет,
Он тебе- изощрённые таинства мрака,
Ваш нелепый дуэт- равнодушный скелет
И весёлая, полная жизни собака.
Он кормил тебя прахом забытых гробниц
Он творил чудеса из гниенья и смрада,
Слышал истины в пенье кладбищенских птиц,
Разбирался, как дьявол, в премудростях ада.
Ты теперь научилась сердечную боль
Умерять тренированным трепетом плоти,
Твои детские раны не чувствуют соль,
Стали крепкими зубы и острыми когти.
Он, напротив, вкушая твой ласковый мёд,
Становился задумчивым, добрым и старым,
И душа его, накрепко вмёрзшая в лёд,
Согревалась волной благотворного жара.
Акт второй. Вы давно поменялись ролями,
Ты держала бразды беспощадной рукой,
Что ж настала пора быть вальтам королями,
Королям же настала пора на покой.
Колдонула. И вот он. Явился дурак,
Идиот в петухами расшитой рубахе:
-Где невеста, Алёнушка! Мать вашу так!
Без неё добровольно погибну на плахе!-
Он наплёл про стрелу, да про диких гусей,
Про ковёр самолёт, про кита, про жар-птицу,
И отрезал в конце мифологии сей:
Вообщем , баба моя! Где ключи от темницы?-
.-О каких казематах толкуешь, глупец?
Где ты видишь девицу, убитую горем?
Мы исчадия зла, разве старый отец
Не сказал, кто гнездиться за высохшим морем?
Убирайся домой! На коня, на коня!
И без отдыха, днями, ночами скакать!
Передай старикам, пусть отсыплют ремня,
Выбьют дурь- в запределье невест выбирать.
Посмотри ей в глаза, то глаза саранчи,
В её чреве таиться вселенская стужа,
В её венах пульсирует гной!- -Замолчи!-
И рванула клыком обомлевшего мужа.
-Милый мальчик! Спаси, супостата убей!-
Ободряла сияющей щучьей улыбкой:
-Что ж ты замер, осёл! Шевелись, не робей!-
Он белел, сознавая трагичность ошибки.
Нет. Печальным итогом комедии всей
Не был яростный бой на мечах и секирах-
Шмякнул об пол яйцо жить уставший кощей
И оставил вдове все сокровища мира.
-Погребальную польку играй, музыкант!
Попляши на костях, мой застенчивый робот!
Веселее скачи, заводной элефант!
Пусть победу трубит несгибаемый хобот!-
Сатанея от похоти, сходу в постель,
Он визжал кабаном, ты гиеной рыдала
И всё глубже его окунала в купель,
Богатырских размеров никак не хватало.
А потом, наряжаясь, заметила вдруг,
Как торчат из-под платья худые колени,
Желтизну нездоровую высохших рук,
Лихорадочный взгляд и глубокие тени.
-Пустяки! Всё пройдёт!- Но жестокий ответ
Ты прочла на его перепуганной роже,
Он брезгливо глядел, как сутулый хребет
Выпирает из плена пергаментной кожи.
-Говори!- Он молчал, лишь тоскливо вздыхал,
Объявить неприглядную правду не смея,
-Говори!- Он сглотнул и чуть слышно сказал:
-Боже мой! Ты совсем превратилась в Кощея!-
-Сделал бабу вдовой и чураешься, змей!
Обманул, соблазнил! Чем искупишь вину?!
Слава богу, врагов у нас больше друзей!
Здесь управлюсь сама, ты ступай на войну!-
Если с фронта от милого с новым гонцом
Покаянные письма опять приходили,
Вся тряслась, от досады темнея лицом:
-Что их, дьявол! там вовсе стрелять не учили?!-
Наконец! Прилетела отрадная весть:
"Друга съели туземцы, и печень, и почки.
Соболезнуем горю! Собрали, что есть.
Высылаем объедки фельдъегерской почтой."
Не беда, что не вышел нетленный злодей,
Что лежат неподвижными бренные мощи,
Отдавая тепло, стала ты холодней,
Отдавая любовь, стала злее и жестче.
И, сжимая берцовую кость жениха,
Ты на рёбрах звенящих, как на ксилофоне,
Воспевая бессмертье и силу греха,
Отстучала торжественно марш похоронный.