- Почему?
- Ты послушай, он мне ничего не сказал,
со скалы спустился, с веслом на плече ушел.
- Разве редко они уходят? Море у них в глазах,
а мы у моря.
- Тут не то, ведь я же тогда еще
что-то почуяла, когда он стал напевать,
как будто не мне, как будто через меня.
- Мы у моря, они не наши: два дня, три дня
и ушли. Знаешь, сколько там островов?
- Наплевать.
- Знаешь, сколько там островов, за тем
горизонтом, какая до них вода?
Кто ушел, тот и не вернулся совсем,
кто вернулся – не тот, кто ушел туда.
Он тебе не муж, он себе не брат,
только призрак его и пришел назад.
Их меняет там на чужих людей
Тауири-матеа в пустоте морей.
Он их рвет в куски и ветрами шьет,
он соленую воду им в жилы льет.
А тебе остался пустой песок…
- А тебе?
- Ты о чем?
- О песне об этой:
«И раро те овири
манао тупапау
на бреге Океана
не дремлют духи мертвых…»
Ее ты напевала
в деревне у колодца,
тихонько напевала,
когда никто не слышит,
когда по ветру пальмы
качаются, роняя
орехи с тяжким стуком,
на сердца стук похожим.
Тебе-то что осталось?
Всего лишь эта песня?
- Мне остались дальние острова,
плеск весла его, море в его крови.
Я б и меньшим была жива.
Это больше любви.
А придет он или не придет назад,
да и вспомнит ли снова меня такую…
Мне и так хорошо. Вон пальмы кругом шумят…
Аха оэ фейи?
- Нет, не ревную.