Я с книгой сижу на нагретом крылечке,
касаясь земли утомленными стопами,
и тыква свивает побеги в колечки,
и небо темнеет над тайными тропами.
Всю жизнь над судьбою рыдать безутешно,
всю жизнь убиваться, безумствовать, каяться,
зачем-то стремиться взлететь безуспешно
и падать под ноги земным каракатицам,
с надеждой смотреть в небеса или лица,
всегда безыдейно, светло полусонные,
и снова, и снова пытаться влюбиться,
чтоб рифмы рождались не тяжко-бетонные.
Я плавлю досаду в общественной печке,
и мне бы всю жизнь в этом ночи отрочестве
сидеть на нагретом лучами крылечке,
пусть даже непонятой и в одиночестве.