Сон был по-летнему невесомым и светлым.
Моему взору предстала аккуратная свежевыбеленная мазанка, покосившийся
плетень, море зелени вокруг и бледный огонёк свечи в низком подслеповатом
окошке. Я осторожно постучала в дверь, старательно вытерла ноги о половичок и переступила порог. Чисто, спокойно, уютно… Вышитые рушники на стенах, иконостас с мерцающей лампадой в углу. Пахнет высушенными травами, ладаном и липовым мёдом,
большая деревянная миска которого стоит посреди огромного добела выскобленного стола.
- Леся, Лесенька, зоренька моя вечерняя, здравствуй! - рассыпался в
приветствиях Спутник, голос которого словно материализовался в воздухе. - Проходи скорее! Мы сейчас будем чай пить! Вот, познакомься, я специально пригласил для чайной церемонии настоящего Домового, лучшего специалиста по этой части.
Спутник категорически отказывался придать себе какой-нибудь визуальный
образ, объясняя, что это сформирует у меня образно-чувственный синдром
зависимости, мешающий нашему с ним свободному, раскрепощённому, творческому
сотрудничеству и общению. Поэтому он так и оставался для меня только
голосом — безликим, но приятным и обаятельным символом Хранилища Знаний.
А Домовой действительно имелся. Он колдовал в глубине помещения над
холщовыми мешочками с травами, разложенными на большой широкой лежанке. Был
он невысокого росточка, с длинной косматой бородой, густыми сросшимися
бровями, в коричневом колпаке с загнутым верхом и в фиолетовом камзоле с
золотыми пуговицами.
В сторонке, на пристенке у лежанки, стоял медный ведёрный самовар,
разогреваемый на древесном угле. Завораживающе мигали ярко-красные угольки,
то всплёскиваясь язычками радужного пламени, то скрываясь за пеленой седого
пепла. Самовар шумно "дышал" закипающей водой, наполняя комнату теплом и
уютом домашнего очага.
Домовой бросил на меня быстрый взгляд, здороваясь, и я обмерла. У него были
большущие голубые глаза такой глубины и пронзительности, что в них,
казалось, уместилось всё необъятное бездонное небо вместе со своим
отражением в прозрачных горных озёрах. Эти глаза, раз их увидев, уже
невозможно было забыть. С тех пор они стали для меня олицетворением доброго
волшебства, визитной карточкой приветливых лесных духов, переселившихся к
людям в дома и оберегающих их покой и уют.
Тем временем Домовой продолжал колдовать с заваркой. Он перебирал мешочки с
различными травами, брал из каждого одну-две щепотки, перемешивал в только
ему ведомой последовательности в разогретом фарфоровом чайнике. При этом
бормотал над ними какие-то приговорки и заговоры, время от времени осеняя
всё загадочными движениями рук.
Постепенно комнату заполнили чудесные запахи, наплывающие незримыми волнами
и создающие удивительную феерию времён года. Вот сладкий аромат земляники
переплетается с едва уловимой тёрпкостью жасмина и тут же всё растворяется в
густом тягучем потоке цветущей липы, чтобы через минуту смениться
прозрачной мелодией из лепестков роз, душистой настойчивости листов чёрной
смородины и освежающей прохладой мяты. Эта симфония запахов порождает
ощущение доброго колдовства, словно среди заснеженной зимы вам, вдруг,
являются духи лета и угощают его дарами. Я закрыла глаза и растворилась в этом добром волшебстве, где мечта становится явью, а самые сладкие грёзы неожиданно материализуются и уносят тебя по реке Времени в самые счастливые минуты жизни!
Милые друзья! Предлагаю и вам сберечь в памяти это чаепитие с Домовым и возвращаться в мир светлых грёз всегда, «..когда на сердце тяжесть и холодно душе…».