Разобрана на позвонки кварталов,
как чей-то ископаемый скелет,
она осталась там же, где упала
тому назад немало зим и лет,
на лествицу нимало не похожа,
на лестницу разбитую – вполне:
поднявшими асфальтовую кожу
ступенчатыми рёбрами корней.
Лежит, под пыльной рванью – золотая,
провинциальный город пропоров,
ракушечником зданий обрастает
и караван-сараями дворов –
никто не знает, где она таится.
Как пешеходы равно хороши
червяк и ангел, человек и птица,
животное и тело без души.
Когда-нибудь – в потопе, на пожаре –
её найдут, поставят на дыбы,
и в бытие переместятся твари,
оплакивая разорённый быт.
Но как найти в переплетенье тесном
ту улицу, которой суждено
стать лестницей, широкой и отвесной,
впадающей в открытое окно?