История написания стихотворения "Послание к кн.Вяземскому" связана с литературной борьбой своего времени, более того, оно создавалось как орудие этой борьбы, как способ отразить атаку кн.Вяземского на редактора "Вестника Европы" М.Каченовского. Вяземский напечатал в "Сыне Отечества" пародийное "Послание к М.Т.Каченовскому", первую строчку которого Аксаков повторяет в своём ответе, заменив, естественно, фамилии Каченовского на Вяземского. Кроме упоминающейся в "Послании" Аксакова фамилии Вяземского, в нём есть и другие указания на, если можно так сказать,"утилитарное" назначение этого стихотворения, на его тесную связь с конкретными обстоятельствами литературной борьбы того времени, например, выпад против "знаменитых друзей", за каковым названием скрывались вполне определённые литераторы. Да и вся последняя часть стихотворения, повествующая о "пасквилях", "брани", "недельных листах","рукопашном бое", "пристрастном суде","связях", "родстве", "дружеских обедах" имеет в виду скорее всего совсем не абстрактные представления, а вполне конкретные события того времени.
Но из всего сказанного совсем не следует, что это стихотворение имеет интерес только как явление литературной борьбы начала 19 века. Напротив, сегодня оно читается как произведение нисколько не связанное с какими-либо конкретными событиями или временем, т. к. написано с высоты некоторого обобщения, без мелочного описания конкретных событий и их взаимосвязи, по прошествии времени становящихся малопонятными и малоинтересными для читателя. Можно сказать, что поводом для написания стихотворения явились вполне конкретные события, и создавая его Аксаков преследовал достаточно ограниченные цели, однако философский, правильнее говоря, основательный ум Аксакова, даже решая незначительную задачу, не мог быть поверхностным, как и в любом деле за которое он брался - копать глубоко было его особенностью. И всё-таки, первоначальная привязка к конкретным событиям не могла не отразиться на судьбе стихотворения, на изменени его восприятия с течением времени.
Если первоначально первые две трети стихотворения были лишь теоретической подготовкой для главной, последней части стихотворения, в которой совершается непосредственная атака на оппонентов, их развенчание, то для современного читателя именно первая часть стихотворения наиболее существенна, в то время как последняя, имеющая большую привязку к конкретным событиям литературной борьбы начала 19 века, воспринимается отчасти как сильная риторическая концовка, имеющая привкус борьбы с ветрянными мельницами. Это не значит что сегодня вовсе не существует то окололитературное зло против которого направлена концовка стихотворения. Но тема борьбы с ним потеряла актуальность прошлого, а само это зло если и существует, то конечно не в тех размерах, что прежде, и не столь публично. Где эти "рукопашные бои", "дерзкие храбрецы", где "взаимная хвала", где хотя бы стремление к литературному "бессмертию"? Таким образом выходит, что для современного читателя, который даже при определённых знаниях о литературной борьбе прошлого, тем не менее, воспринимает стихотворение, в значительной степени, на основании своих представлений о современной ему жизни, на представлениях современного человека, концовка его выражает пафос борьбы с чем-то далёким, не вполне реальным, по крайней мере незначительным, несоответствующим самому пафосу этой борьбы. Однако, когда Аксаков писал своё стихотворение, зло, против которого он выступает в концовке, было очевидно, а борьба с ним актуальна, поэтому пафос её вполне соответствовал предмету, а чувства выражаемые Аксаковым не были поддельными - искусственным риторическим приёмом ради завершения стихотворения на высокой степени эмоционального накала. И это чувствуется при чтении стихотворения, - последней его части. И хотя современному неподготовленному читателю трудно в полной мере проникнуться смыслом и чувствами последней части этого стихотворения, вернее говоря, некоторыми его частностями, тем не менее общий смысл его не может и сегодня не производить сильного впечатления. Концовка стихотворения это какой-то монолит сильных чувств, категоричных суждений, отчётливых резких определений; и всё это точно в цель; и всё это венчают сильные слова, гласящие, что " суд современных лжив; потомков - никогда".
Теперь, после краткого знакомства с концовкой стихотворения, обратимся к его первой половине, в которой развивается главная идея произведения, делающая его значительным в глазах современного читателя. Именно эта часть стихотворения посвящена развитию мировоззренческой проблемы, важность которой мало изменилась с течением времени и естественно, что эта проблема развивается Аксаковым на таком уровне обобщения, который позволяет современному читателю легко воспринимать её, несмотря на то, что стихотворение написано почти два века назад. Но, казалось бы, может ли интересовать современного читателя стихотворное выступление в защиту свободы литературной критики? Может, если учесть, что литературная критика это лишь частный случай критики, в самом широком смысле этого слова, критики как оценки любого проявления действительности.
Литературное произведение оценивается на основании определённых мировоззренческих установок, которые остаются неизменными благодаря своей фундаментальности и применяются индивидумом для оценки в любой другой области человеческой деятельности (науке, политике, идеологии, повседневной жизни). Выступая в защиту свободы литературной критики Аксаков развивал мировоззренческую идею выходящую далеко за пределы литературы и имеющую непосредственную связь с такими понятиями, например, как свобода личности, свобода слова и совести, из которых в свою очередь, вытекают определённые представления об общественных отношениях и, даже, государственном устройстве. Аксаков посвятил этому вопросу стихотворение, в котором относительно полно, ясно, художественно и убедительно изложил свои взгляды. Большинство же других стихотворений затрагивающих эту тему касаются её слишком кратко, вскользь, посвещены частным вопросам, нередко не содержат никакой стоящей мысли, являясь только средством оскорбления оппонента. И можно утверждать что глубина понимания вопросов критики авторами этих стихотворений вполне соответствует тому вниманию которое они им уделяют.
За примером далеко ходить не надо, достаточно рассмотреть стихотворение Вяземского, которое послужило поводом для написания аксаковского стихотворения. Это довольно большое стихотворение на 3,5 страницы по своему замечательно своим полемическим пылом, желчностью и остроумием. Однако, идея проводимая автором через всё стихотворение сводится к осуждению "завистливых зоилов" под чьим именем в первую очередь "угадывается" адресат "Послания" Каченовский. Очевидно, что сводить природу критики к злобе и зависти критиков несколько, мягко говоря, поверхностный поступок. Несколько поправляет дело то, что по ходу стихотворения Вяземский временами пускается в отвлечённые рассуждения о критике, творчестве, славе, соревновании авторов и тому подобном, имеющем отношений к литературному процессу, выказав при этом определённую широту своих представлений. Мысли его неглупы, но весьма шатки при том что высказывая их автор постоянно сбивается и противоречит самому себе, демонстрируя некоторую поверхностность представлений. Не говоря уже о том что частные примеры его, призванные подтвердить справедливость его обвинений, напротив, подрывают доверие к его общим мыслям, которые и без этого весьма неосновательны.
Так, сомнительно чтобы кто-нибудь поверил что Радищев оказался в ссылке из-за зависти к нему "Екатерины пылкой", или что Миних был свержен не в результате политической борьбы, а в результате той же самой зависти. А все рассуждения Вяземского, в которых он допускает критику и пытается предписывать ей законы, разбиваются о его же стремление поставить вне всякой критики Карамзина и безудержными восхвалениями последнего, которые подрывают саму надежду на способность автора быть глубокомысленным или хотя бы добросовестным в вопросах критики. Особую соль стихотворению Вяземского придаёт некоторая комичность его пассажей, например, утверждение что:
...поседевшая в углах архивы пыльной
Мышь хартии грызёт со злобой щепетильной.
Сомнительно чтобы мыши грызли хартии ради удовлетворения своей злобы, а не голода. Ещё смешнее то, если относиться глубокомысленно к этому скорее полушуточному стихотворению, что автору вообще пришла на ум мысль столь горячо ополчаться на Каченовского, на этого литературного "комара" "докучного ушам, презренного на взгляд" по словам самого же Вяземского. Разве "проблема Каченовского", как бы кто к нему не относился, заслуживает того чтобы заканчивать стихотворение посвящённое ему столь "ядовитыми" и "кровавыми" словами:
...змеи презренны,
Междоусобных ссор питая гнусный яд,
Нечистой кровию подошвы их багрят.
В стихотворении Аксакова мы, напротив, не найдём опрометчивых заявлений, беспорядочного нагромождения мыслей, прегрешений против соразмерности вещей, неровности тона или отклонений от основной темы. Оно производит впечатление целеустремлённого, последовательного, основательного, цельного произведения, но, главное, оно содержит и отстаивает фундаментальную идею. При этом Аксаков, твёрдо и убеждённо высказывая свои взгляды, очень осторожен в выборе аргументов в поддержку своей основной мысли, он поворачивает её разными гранями к читателю, но не говорит ни одного опрометчивого слова способного собственной сомнительностью подорвать доверие к утверждаемой идее. Аксаков демонстрирует в своём стихотворении философскую глубину вкупе с "научной" добросовестностью, он, в исполнение своей цели "отразить" кн.Вяземского его собственным оружием, умело пользуется каждой слабостью стихотворения Вяземского, вплоть до того что обращает против него авторитет И.И.Дмитриева, каковой авторитет для Вяземского, наряду с авторитетом Карамзина, непререкаем, и образ которого мы можем видеть под фигурою "сановитого кедра" в том же стихотворении Вяземского. Но при этом он разумно не следует за каждым поворотом творчески-резвой мысли Вяземского, предпочитая жертвовать мелкими частностями, в пользу композиционной стройности и добротности своего стихотворения и, конечно, в пользу важной идеи которую он стремится в нём выразить. Он стремится избежать ситуации когда "за деревьями леса не видать", и это у него получается.
Итак, в чём же заключается идейная основа аксаковского стихотворения?
Во-первых, Аксаков очень категоричен в утверждении своего права подвергать критике литературное произведение, и говорит об этом праве убеждённо и заинтересованно, как о чём-то глубоко осознанном и важном для себя, выражая, тем самым, идею индивидуализма мышления. Он говорит: " Я мера всему!" Он утверждает, что нет истины вне человека.
При этом, отстаивая собственное право быть самостоятельным в оценках литературных произведений, в своём отношении к ним, он отстаивает право каждого человека на то же самое, он выступает против навязывания мнений кому бы то ни было:
" Благодаря судьбе едва ль возможно ныне
Всех мысли покорить военной дисциплине!"
Принцип глубоко демократичный, который Аксаков выразил однажды в письме к Гоголю:" Я не порицаю никаких, ничьих убеждений лишь были бы они искренни; но уж конечно ничьих и не приму..."
Во-вторых, отстаивая своё право самостоятельно оценивать достоинства литературных произведений, Аксаков объясняет это требованием разума,- своего разума. Он говорит о своём рассудке, как о доминирующем свойстве своей личности, он утверждает разумность как высшее качество человека - не Аксаков управляет рассудком, рассудок управляет им:
" Я чту в словесности, что мой рассудок чтит.
Пускай меня Омар и рубит и казнит;"
При этом чрезвычайно существенно что Аксаков говоря о разуме имеет в виду не свободное парение разума, творческий дух творца, так любимый, например, Пушкиным с его поклонением вдохновению, Белинским с его рассуждениями о творческом самнамбулизме и многими, многими другими. Нет, он говорит о разуме имеющем прочное основание в действительности, разуме основанном на знании, на факте, на опыте. Именно поэтому он утверждает что:
"Лишь доказательства рождают убежденье".
А в конце стихотворения основываясь на том же уважении к опыту, Аксаков призывает в судьи потомков, ведь их суд ничто иное как вековой опыт многих поколений.
Утверждая значение свободы исследования, Аксаков противопоставляет разуму слепую веру, в том числе и слепое поклонение авторитету; это не значит, что он отрицает значение авторитета, но его отношение к авторитету разумно; он, с одной стороны, отстаивает право подвергать авторитет сомнению, заявляя:
" И что за странна мысль не прикасаться ввек
К тому, что написал и славный человек?"
с другой,- признаёт его роль, призывая авторитет Дмитриева, как доказательство правильности развиваемой в стихотворении идеи. Таким образом, выступая за свободу критики, Аксаков стремится, не переходя границу допустимого в небольшом стихотворении определить само это понятие, обозначить границы его, в том числе, отделяя критику от "личной сатиры", разбор от пасквиля, брань и лесть от оценки.
Наконец, третья идея, выражаемая Аксаковым в "Послании",- это утверждение важности истины, знания, справедливости. Аксаков отдаёт приоритет сущностным оценкам, основанным на знании, независимости, объективности перед оценками спекулятывными, основанными на дружбе, пристрастии, связях и выгоде. Само "Послание", при всей его эмоциональности, проникнуто духом исследования, объективности и беспристрастия. Аксаков рассматривает проблему с некоторых высших, внеличностных позиций, сам тон "Послания", при всей его очевидной полемичности, строго корректен. Не случайно Аксаков при всяком удобном случае подчёркивал свою независимость "человека, не принадлежащего ни к одной из партий, разделяющих на разные приходы нашу отечественную словесность".
Нетрудно заметить, что идеи выражаемые Аксаковым в его "Послании" есть ничто иное, как идеи философии гуманизма, провозгласившего, в эпоху Возрождения, ставшей эпохой расцвета науки и искусства, идеи индивидуализма мышления, индивидуальной свободы, поставившего человека в центр мысли, и приведшего в науке личный опыт на смену принципу авторитета. Конечно, было бы несколько странно называть Аксакова человеком Возрождения хотя бы потому что его отделяет от этой эпохи половина тысячелетия, тем более что сама эта эпоха, конечно, не исчерпывалась той идеей, которую Аксаков выразил в своём стихотворении. Люди с мировоззрением подобным аксаковскому были всегда, и до и после этой эпохи, несмотря на то что только эта эпоха прошла под знаком их идей. С другой стороны аксаковское мировоззрение оказалось невостребованным обществом точно так же как его стихотворение в защиту литературной критики оказалось за пределами широкого читательского интереса, на который оно вполне имеет право рассчитывать. А жаль...