Его подаркам я теряю счёт, они повсюду, на дворе и в доме:
из табакерки по утрам тяну их мелкий разномастный табачок.
По клёнам время медленно течёт и застывает в солнечной соломе:
нечаянно провалишься в копну – очнёшься полосатейшей из пчёл.
Он дарит, улыбаясь, по утрам синицу и стрижей над колоннадой,
а после – булку, полную тепла, дыхания, сезама и зерна.
Щекочет одуванчик: жизнь добра, и плод её, хоть скороспел, но сладок.
Вонзается терновник: смерть светла, и только платьем и лицом черна.
Я помню поимённо все дары – дома, дожди, влюблённости, апрели,
и тысячи попутных мелочей, и беды, отведённые с пути,
и что-то, до неведомой поры сокрытое в небесной колыбели,
и тонкий процарапанный ручей, для глаз чужих затерянный в горсти.
Когда меня он за руку возьмёт, однажды подойдя на перекрёстке,
посадит в подоспевшее такси и увезёт, как многих, в старый сад,
пускай с собой уносит всё моё – перо и пух, бумагу, бисер, блёстки –
но только бы, как все, не попросил подаренное возвратить назад.