Нищая

Панкратов Михаил
               
               
Спустилось солнце на две ступени,
На Вечный город упали тени.
Жена ходила от дома к дому,
Судьбу бы эту кому другому!
Страна чужая, стальные трубы,
Чужие ветры, сухие губы.
Среди блестящих машин и окон
Так неуютно, так одиноко.
Чужие люди, чужое небо.
С утра поела кусочек хлеба.
Второй платочком перевязала.
«На ужин будет», - себе сказала.
А ведь когда-то была красива!
Порой лукава, порой спесива.
Блистала в свете  – легка, богата.
(А рядом где-то была расплата).
Лакеи в форме, шикарный выезд.
(Похоже, ветер глаза ей выест.)
Минуло время, промчались годы.
Пути земные  – грехи свободы.
Друзья, что с нею гуляля-пили,
Всё отписали и поделили.
Порыв сердечный её не понят,
Друзья такие добра не помнят.
А Вечный город глядел из окон
И видел русый красивый локон.
Над черной шалью он бился прядкой,
Когда молилась она украдкой.
О, Боже святый, сдержи лавину!
Верни ей веру, хоть половину!..
Зажглась реклама в цветном салюте.
Глядит сквозь слёзы  - толпятся люди..
Откуда эта толпа явилась?
Пройти хотела, остановилась.
На тротуаре, в разводах пыли
Валялся нищий, глаза заплыли.
Сжимал кепчонку свою нелепо,
Шептали губы по-русски: «Хлеба»!
Эх, бедный малый, поверил сказке!
Ни крова нету, ни доброй ласки.
Крепил бы дома судьбу-траншею!
(И шаль спустилась сама на шею).
Страна чужая, стальные трубы,
Чужие ветры,  - родные губы!
Она стояла, простоволоса.
Худые плечи  – как знак вопроса.
Суму достала, глядела слепо.
Один и был-то кусочек хлеба.
Его достала, переломила.
Толпа глядела неумолимо;
Душой наткнулась как на преграду:
Гляди, подносит кусок собрату!
Сама качнулась, как нетверёза.
Держись, родная! Держись, берёза!
И вот тогда-то Жену спросили:
-Да чья ж ты будешь?!
Молчит Россия...