В этот игрушечный швабский город
я заехал случайно, без всякой цели,
завернул на минутку с большой дороги,
гарцуя на своей двухколесной твари,
которая слушалась постольку поскольку.
Впрочем, мы вроде бы квиты были –
я овса не давал ей вовсе,
она не так чтоб тянула в гору.
И вот я свернул по улице влево,
миновал пешеходную зону
и совсем внезапно уткнулся в церковь,
древнюю церковь, видавшую виды,
с высоченной часовней, с зеленым шпилем.
Мимо спешили мирные горожане,
меня совершенно не замечая,
ни моего двухколесного друга.
Тут под аркой я увидал ворота,
и одна их створка была открыта.
Я подумал: что, если я заеду,
не задену ли лучшие чувства паствы?
Но тушеваться не стал, заехал.
Я оказался в пространстве прямоугольном,
с четырех сторон окруженном
камнем, с прочих - землей и небом.
Передо мною был бородатый идол,
бронзовая голова святого -
просветителя: видимо, некто вроде
германского Мефодия и Кирилла.
Рядом был крест (здесь монах и почил, должно быть).
Посреди двора возвышалось древо,
величаво, безлиственно, одиноко.
И еще во дворе стояла скамейка.
Я сел на нее, прислонивши рядом
свой хрупкий посох о двух колесах.
И никого. Так я сидел, потерян,
не понимая, кто привел меня в это
место, зачем я здесь, что я должен сделать?
Кто мне тут назначил странную встречу?
Или я приснился этой часовне?
Или некто важный, во мне живущий,
должен был приехать сюда с посланьем,
но о намеренье и о цели
позабыл поставить меня в известность
(как я не сказал бы велосипеду)…
Впрочем, я и не ждал ответа.
Вдруг наметился легкий ветер,
тронул голые ветки древа,
погнал по камню сухие листья.
И тут, над моей головой бедовой,
грянул колокол на часовне,
отбивая новую четверть.
Если был бы я, к примеру, Суворов,
мог написать я что-нибудь вроде:
на родине тело мое заройте,
а сердце – в этом дворике древнем,
окруженном выцветшим камнем,
заповеданном от Божьего гнева…
А велосипед (если быть педантом) –
в том месте, которое подобает
непочтительной рухляди железной,
произведенной, ни дать ни взять, в Китае.