Наваждение, поэма
«Имя нам - легион»!
Пролог (Евангелие от Луки)
Не слышал я ни криков егерей,
Ни зова труб, зовущих братьев к бою,
Но в чреслах предыдущих матерей
Я, как программа, задан был Тобою.
Уж за полдень, а сколько там ещё?
Спасибо, что я так и не узнаю.
Так реченька, куда она впадает,
Всю жизнь, не зная этого, течёт.
Теперь прошу, верни меня назад,
Не в прошлый век, а несколько пониже.
Туда готов лететь хоть наугад,
Ну, а с Тобою, всё, наверно, ближе.
Спусти меня, как сонное ведро,
На дно родоначального колодца.
Коснусь воды, и станет мне светло –
Твоё лицо увижу, Слово Солнце!..
Дрожащий воздух, холод и туман,
Прозрачны тени прошлых поколений:
Вот Николай, Семён, Панкрат, Иван.
Вот Михаил. А я для них - последний!
Живой последний с верха человек,
С такою не сложившейся судьбою.
Глядят пытливо, - как проходит век!?
Я - связь времён, пока держусь с тобою.
Мелькнула тень. Скорей наверх, скорей!
Горяч Твой Свет, а всё же зазнобило.
Я видел их, блистательных царей;
Вельмож, родню и ...стройки лагерей.
А ты спросил, зачем всё это было?..
* * *
Зимний вечер. Не спится.
На стекле - миражи.
«Про Епишку нечиста,
Ба, а ба, расскажи!..»
Не забыла «науку»,
У судьбы на краю
Любопытному внуку
Быль расскажет свою.
Может, плачет от лука.
Может, сердце болит,
Но рассказ этот внуку
Много раз повторит...
Старый быт
Кони серые в яблоках,
В холках не высоки.
Но не скажешь, что «зяблики»-
В беге, как рысаки.
Сбруя - славная кожа,
Сена воз, да какой!
Анна с воза: - «О, Боже!
Лишь не вниз головой!
Ну, куды ты несёшься?
Придержал бы коней!»
-«Не боись, не сорвёшься!»-
Зубы скалит Корней.
* * *
Заезжает в ворота
С поворота! Казак!
Ныне много народа,
Будет славный базар!
Выбрал место неспешно,
Анну снять не забыл.
Ей, так думаю грешный,
Год семнадцатый был.
Ну, а дед чуть постарше,
Свой черёд отслужил.
Не отбили от каши
Ни походы, ни марши.
Ведь казак, он - двужил!
Душно, словно в овине,
Прёт июнь зеленя,
Нет ещё и в помине
Ни отца, а меня...
Спор
Чуть от воза подальше
Дед махру закурил.
Рядом спорят. А, как же!
Где базар - там и пыл!
Вот подходит поближе.
А, здоров будь, Корней!
Мы тут спорим с Епишкой,
Будь судьёю, разбей!
Самокрутку тугую
Пригасил. Абсолют!
Может, рюмку-другую
По ошибке нальют.
Да и бес, будто шепчет,
Соблазняет сполна,
Дармовая, мол, крепче
И полезней она.
Позабыл и про сено.
Мысль - весёлой рекой.
Начинает беседу:
А на предмет, какой?
Смехом полон Григорий.
Ты послушай, сосед.
Этот франт, ну, умора,
Помутился совсем.
Говорит инородец,
(Видно, дурит вино),
Что за царский червонец
Проползёт сквозь бревно!
Языком тесто месит.
Сквозь бревно, без дупла,
Даже червь не пролезет.
Это - глупость одна!
Кадры революции
А Епишка Озёрный
Вечно спорил с судьбой.
Правый глаз - уголь чёрный,
Левый глаз - голубой.
(Рассказал бы и больше,
Поджимает раскрой).
С братом Юзефом Польшу
Вспоминали с тоской.
В доме несколько комнат...
Брату, что? Сосунок!
А Епишка-то помнит,
Как держали шинок...
Вёл хозяйство он с братом,
Пробивался линём.
Не оратай, - оратор!
Говорили о нём.
Жмых, иль проще - макуха,
По весне на столе.
А «Озёрный» - кликуха,
По Епишке - вполне.
По округе покосы,
Тяжкий утренний труд.
А Епишка с откоса
Покатился на пруд...
А когда за станицей
Табор стал на постой,
Он вспорхнул лёгкой птицей,
Благо, был холостой.
* * *
Это место проедем,
Где он лиха мотал.
Вместе с табором этим
Года три пропадал.
По весне, только птицы
Прилетели в лиман,
Он домой возвратился.
Ну, цыган и цыган!
А пришёл из-под Тисы,
Говорил вам иль нет?
Шаровары - из плиса,
Чёрный бархат - жилет.
В жаркий пламень рубаха,
И часы ничего.
Видно, плакала плаха,
Потерявши его.
И зажил он домишком,
Наш станичный цыган.
Был Епишка-Епишкой,
А теперь - Епифан!..*
Продолжение спора
Странный спор, но сгодится.
Дед Корней не спешит.
А еже ль похмелиться –
Случай пусть и решит!
Не затягивал боле,
Не считать же ворон,
И, собою довольный,
Взял залог с двух сторон.
Разбивает, как надо.
Но бревно - не диван.
-«Так пойдёмте к ограде»,-
Предложил Епифан.
Шумно воздух глотнули,
Да пойдём, всё равно!
У забора вплотную
Возлежало бревно:
Без коры, небольшое,
Метра два по длине.
А в обхвате такое,
Что подходит вполне.
Отшатнулся немного,
Зашатался, как пьян,
И в сапожках из хрома
Сделал шаг Епифан.
А Григорий с Корнеем
Крутанули пятак,
Улыбнулись. Нагреем
На червонец. Чудак!
* * *
А чудак – не расстроен,
Бросил волос со лба.
Де, мол, дело простое,
Что бревно, что труба!
Кулаком, как по стенке,
Дал по комлю тычком,
И платок под коленки
Расстилает молчком.
Натянул глубже кепку,
Головою - в торец.
И, как будто сквозь пенку,
Внутрь по плечи залез!
Не гроза отгремела
И притихла лоза,
Казаки очумело
Протирали глаза.
Видят, плечи заходят!
И живот, но с трудом.
Казаки при народе
Всё расскажут потом.
* * *
Через жизнь пронесу я
То бревно для иных,
Где на грани безумья
Два столпа соляных.
Ах, ты, горюшко-горе
Простодушных парней.
Узнаю вас, Григорий!
Понимаю, Корней!
Тужат возле лесины,
Судят эдак и так.
Епифан, вот скотина,
Не выходит никак!
Торец словом утюжат
Прегорячим вполне.
Вылезай-ка наружу!
Что, заснул там в бревне?
Ты глухой, иль чухонец?
Может, сжало в груди?
Забирай свой червонец.
Епифан! Выходи!
* * *
А вот это - промашка!
Ты, судьба, не права.
В чёрной кепке с ромашкой
Вот пошла голова.
Словно рыжий ковёрный,
Это скажет любой,
Правый глаз - уголь чёрный,
Левый глаз - голубой!
Показались и плечи.
Сник Григорий, как есть.
Да Никола далече
Разносил Божью весть.
Ухнул он, богомольный,
Как наддали хлыстом!
Что Корней вдруг невольно
Осенился крестом.
Осенился вторично
И глядит, не поймёт:
Епифан, франт станичный,
По бревну ведь ползёт!
И ползёт-то не слишком,
А Григорий совёл.
Ну, нечистый Епишка,
Наважденье навёл!
*Епифан –матерью явленный
* * *
Ой, вы, сивки-каурки!
Взгляд - холодная жесть.
На бесовской науке
Хочешь на спины сесть!?
Толк Григория в спину.
Да очнись же, казак!
Понял тот всю картину,
Понял всё, что и как.
Вот она в чём разгадка,
Крупный бьёт «колотун».
За такие повадки
Будешь битым, колдун!
Видно, шулером в кепке
Мать тебя родила.
На Дону били крепко
За такие дела.
* * *
Не впервой «греться» в луже,
Далеко не профан,
Будут бить, может, хуже,
Заскучал Епифан.
Не раскаянье - жалость
В ощущеньи всего.
Лишь минутная слабость
Посетила его.
Разом флёра лишённый,
Отпустил тормоза.
От Корнея, взбешённый,
Не отводит глаза.
То не взгляды, а залпы.
Зло смеясь, говорит:
«Лошадёнок спасал бы!
Видишь, сено горит!»
* * *
Кровь толкнулась по венам,
Кто же так навредил?
Над оставленным сеном
Ветер пламя крутил.
И Корней, как сохатый,
Так наддал прямиком,
Будто кто-то из хаты
Плесканул кипятком.
Он летел, словно ангел,
Мимо пёстрой толпы.
Как мешок, бабку Анну
Оттащил от арбы.
Быть такого не может,
В этом теле чужом,
Он постромки из кожи
Как обрезал ножом.
И с земли, без разбега,
Он вскочил на коня.
Столбенеет от смеха:
Что за глум и потеха –
Нет в помине огня!
И коням нет угрозы.
А вокруг тишина.
Только плачет у воза
Молодая жена.
* * *
Удивлённо гутаря,
Собрались казаки...
Двадцать лет государю
Жить ещё, земляки.
Будет время Епишек,
Время крови и смут.
Эти пришлые «Мнишек»
Верх над вами возьмут.
Встанут новые «гунны»,
Опрокинув века,
У истоков коммуны,
У истоков ЧеКа.
А пока бей Епишку,
Господа казаки.
Он умён, да не слишком.
Ишь, как сжал кулаки.
Будто лебедь озёрный,
На отлёте, верней:
Правый глаз -уголь чёрный,
Левый - угля черней!..
Проба сил
(1900 – 1905гг)
Посадили, «родного»,
Совокупностью дел.
Пусть, хотя и немного,
А лет пять отсидел...
Годы канули в Лету,
Вот уже новый век
Ожидает комету.
Ну, а ты, человек?
Может, ладить котомки?
Намекать не берусь.
Броненосец потёмки
Опускает на Русь!
Мир призвал одичалость,
Мир призвал, а не Бог!
Не простая случайность –
Перекличка эпох.
Сколько было похожих
Кораблей, не объять.
Лишь на нём красный Роджер
Ложь сумела поднять!
Сам Потёмкин виновен,
Что стачал тот хомут –
Князь, вельможа, любовник,
Полководец и плут!
Новый век, а не древний,
Стал сильней на корню.
Тут уже не «деревни»,
Ложь оделась в броню!
Ложь уже на подходе,
Будет славным улов!
То Князь Мира наводит
Помраченье умов.
Темнота и даётся,
Чтоб Епишкам помочь.
Он однажды вернётся
В Вальпургиеву ночь...
1917-1937гг
Он пришёл, беззаботный,
Налегке, по грязи.
Лишь когда «свет свободы»
Свет закрыл на Руси.
Ой, вы, годы ненастья,
Птица чёрная - быль,
От Епишкиной власти
Станет алым ковыль.
Будет первым из первых,
Кто стрелял и судил.
Это в них, оголтелых,
Запах крови бродил.
В чёрной кожаной робе,
Сбоку вечно наган.
Эти ночи до гроба
Обожал Епифан.
По созвучию ль «паныч,
Но его за глаза
Величали «наганыч»,
Ну, почти как отца!..
* * *
Но конец круговерти,
Изменён «декаданс»!..
Ждал в затылок он смерти,
А расстрелян анфас.
Ни награды, ни имя...
Первый ряд лёг костьми.
Он расстрелян своими,
Чтобы «д е л о» спасти.
Убирали заметных,
Чтоб не вымер весь «д о м».
Он погиб в час рассветный
В чистке в тридцать седьмом.
Не за дедово ль стремя,
Не за те ли года?
Очень быстрое время
Для России - беда!
Видно, много грешила
На просторах своих.
Видно, много свершила
Для «своих», но чужих!
Их впитала привычки,
Их божков, их богов,
Что опаснее спички
Для российских стогов!..
Первое рассеяние
Тихо память омою,
Тёплый дождичек, сей.
Штормовою волною
Разбросает друзей.
Ведь уклад жизни - фетиш,
Где не надо опек.
Что, Григорий, ответишь
Мне почти через век?
Ты тащил на горбине
И отчизну, и плуг.
Но в китайском Харбине
Успокоишь свой дух.
А с тобою - не табель,
Две наколки вдогон:
На одной – в рамке Каппель,
На другой – Тихий Дон.
Эх, Григорий, Григорий!
Знал бы, спорил умней.
Может, не было б горя?
Ну, а ты, дед Корней!?
Бросишь хату на ветер,
И в потёмках, как вор,
На последнем корвете
Ты уйдёшь на Босфор.
В вещмешке - только стремя,
Будет чёрной вода.
Будешь думать – на время,
А уйдёшь навсегда!..
* * *
Часто Анне не спится,
И сквозь дрёму, сквозь боль:
«Абсолют! Жми в станицу!
Я вернусь за тобой!»
Наваждение
(Второе рассеяние)
Годы канули в Лету,
За окном новый век
Ждёт другую комету.
Ну, а ты, человек?
Видишь, душу мотая,
Вновь над нами точь-в-точь
Исчерна-золотая
Встала страшная ночь.
Снова ладить котомки?
Но тверда Беларусь!
«Золотые» потёмки
Навалились на Русь.
Стосковавшись по сини,
Небо плачет без слов.
Что ж ты, мати-Россия,
Растеряла сынов?
В этой жизни на грани
Молча тушат огни,
Как когда-то в Афгане,
Где сражались они.
Хоть не все, но вернулись
В эту горечь полей.
Что же ты отвернулась
От своих сыновей?
Это Рим в бриллиантах
Жёг когда-то Нерон.
Ты верни от Прибалтов
Свой тяжёлый полон.
В Средней Азии жаркой
Из неволи срамной
От тебя ждут подарка –
Возвращенья домой!..
* * *
У иконы лампадку
Я затеплю ладком.
Вспомню бабушку Анну,
Что молилась тайком.
Осенюсь троеперстным
Православным крестом,
И дорогою тесной
Повлекусь за Христом.
Я увижу долину,
Что не знал до поры.
Всю увижу картину,
Как с высокой горы.
Сколько вас, хамоватых,
Из какой вы грязи
На бревне желтоватом,
На самой ли Руси?!
Сколько сгрудилось рядом,
Ждут момента давно.
Всё протащат, что надо
Сквозь больное бревно.
Мнутся, мнутся Епишки
У крутого торца,
Обладатели фишки
Золотого тельца.
Будто в облаке синем,
Ветром с разных сторон
Вас нагнало в Россию,
Словно в день похорон.
Вы порочно известны
С тех далёких времён,
Обитатели бездны.
Имя вам – легион!
Что же вы не сидели
В тёплой влаге морей?
Как вы выйти посмели
Из несчастных свиней?..
Кто-то охает нервно-
Глянь, ползут сквозь бревно!
С детства знаю наверно –
Наважденье одно!
Вижу вас, одиозных,
Или путь ваш, верней:
Всё равно, рано ль, поздно –
Вновь войдёте в свиней!
Ожидание
Трудно ждать даже поезд!
А с гражданской войны?!
Ожидание – пояс,
Жёсткий пояс вины.
Так подтянет под рёбра,
Что порой не вздохнуть.
Ожидание – кобра,
Оседлавшая грудь.
Это ль Анна не знала
В долгом тяжком пути.
Ожиданье зияло,
Словно рана в груди.
Не забыть, не забыться,
Да детишки к тому ж.
Будет долго ей сниться
Не вернувшийся муж.
А потом сниться реже,
Жизнь лишений полна.
А потом, как обрежет
Страшным словом: - Война!
Ожидание сына...
Как он там? Жив, иль нет?
И конверты косые,
И не скорый ответ.
Но, когда всё минуло,
Сына встретила мать,
Вдруг, со счастьем, кольнуло:
Больше некого ждать!..
* * *
Только раз ожиданье
Вновь нагрянуло к ней.
На границе сознанья,
Вдруг вскочила: - «Корней!»
А в глазах отблеск молний,
Словно пламя. В больной!
«Там же в яблоках кони!
Он вернулся за мной!»
«Что ты, Анна, то дверью
Ветер бьёт, вот беда!»
Засмеялась. – Не верю!
Вот он входит сюда!»
И ещё проронила:
Всё готово к восьми.
Я его сохранила,
Если хочешь, возьми!»
А к восьми и скончалась...
Сон прошёл о судьбе.
Тихо осень качала
Лёгкий гроб при ходьбе.
Две простых табуретки,
Гробовщик с носом «врежь»,
Три старушки-соседки –
Невеликий кортеж.
Сын, сноха, внуки, ветер,
Да копатель могил.
Всё тот вечер отметил,
Помянул и забыл...
Воспоминание о детстве
А когда-то, когда-то...
Я к воротам прильну:
Мимо дома солдаты
Всё идут на войну.
Будто стайные птицы
Смысл пути обрели –
Одинаковы лица
В сероватой пыли.
А потом шли обратно,
Но не строем, толпой.
Заходили до хаты:
«Дай водицы, родной!»
Хоть и малый помощник,
Их водою поил.
Я смотрел, детский ковшик
Маловат на двоих.
Утирались, шутили,
Почему-то, смеясь.
И по первой щетине
Вилась змейкою грязь...
Сундук
Он хранил до момента
Пряник, мяту, фундук,
Будто вечная рента,
Бабки Анны сундук.
Из резного ореха,
Красной медью обит,
Незакатная веха,
Веку прошлому гид;
По обивке – малина,
Крышка горкой в разбег,
Аромат нафталина
Опечатал свой век.
Там лежал знаменитый
Бабкин горестный клад:
Густо молью побитый,
Лёгкий свадебный плат.
Да ещё, солнце сея,
Сталь, как прежде светла,
Одинокое стремя
Боевого седла.
* * *
Это знали родные –
Мама, внуки, отец.
Но когда мы открыли
Тот сундук наконец,
Чтобы вещи подробно
Рассмотреть и раздать,
А сундук допотопный
На дрова разобрать,
Долго молча глядели.
Пахнул мятой фундук,
Плат на месте, при деле,
Вроде тот же сундук.
Только стремени нету,
Чем манил я парней.
Неужели к ответу
Ты причастен, Корней?
Ведь не ради бравады,
До сих пор это мним:
Неужели и вправду
Возвращался за ним?!
Ведь чужой-то не схватит,
Уж не те времена.
Видно, время не свадеб,
Коль нужны стремена!!
Эпилог
Нас так судьба-история носила,
Так подводила к пропасти порой,
Что отшатнуться не хватало силы.
Русь замирала. Это не впервой.
Который раз стоять на перепутье,
У камня, что навеки крепко врыт:
Пойдёшь направо – встретится Распутин!
Налево – Ленин! – камень говорит.
А путь прямой? Тебя, Россия, пустят?..
Привитая в семнадцатом году
Подвоем чуждым, ты нашла в капусте
Совсем не Вифлиемскую звезду.
Не дать пути! Они над этим бьются,
«Мичуринцы», держа садовый нож.
Вот в этом смысл «Великих» революций,
И в этом их пронзительная ложь!
Не дать пути, где есть служенье Богу!
(А с ним не страшно встать и на краю).
На ту одну Великую дорогу,
На ту одну Единственно свою!..
Январь-март 2007г
г. Люберцы