I -||-||-
Проклятый-
Чертоград
хлыщ, пижон, франт, хват, фат.
II Засос луны
В небе города сырого,
лестью голову мороча,
Вечер дул на спинку, трогал
позвонки, лопатки Ночи,
грезя в полночь развернуть
резко, жадно впиться в грудь,
звёзд, созвездий наслюнявить,
и засос луны оставить.
III Невский Проспект
В моей картонной обойме патроны папирос.
Они – НКВД суеты,
они распутывают нервы дымными пальцами пули,
запутанные истеричными пальцами дня.
По гильзам окурков за мной следует
Пётр, I-ый чёрт на городе.
IV Химический карандаш
Вечер в ботинках,
раскрашенных химическим карандашом.
И вот, Вечер в синих ботинках шёл,
стреляя у меня папиросы,
выдавливая каблуками шаг за шагом
из асфальта влагу –
ртутные росы.
V Die Nachtjagdgeschwaders
А я хочу, чтобы Невский Проспект окольцевало,
чтоб не в обход идти и не назад с конца в начало,
чтоб форма стыла к
-ольцом веками,
чтоб без конца вращать
Проспект шагами.
На мой затылок
наставлены стрелы хронометра дома 53.
Стрелка с Троицкого и Литейного уже не та -
гул пропеллеров кондиционеров
напоминает гул пропеллеров
эскадры Nachtjagdgeschwaders.
VI Ритммашинка “кардиа”
Нагретый воздух нежно
и ласково обтекал мой corpus,
проскальзывал под пальто
влюблённо и неизбежно.
Я занял форпост
в истоке-устье мостов,
установив штатив своего locoмоторного аппарата,
и сфокусировав карие объективы на спеси архитектурной,
я кинематографирую, стоя в дымке сиреневатой,
от всего вокруг плёнке делается по-хорошему дурно.
Моя ритммашинка “кардиа”
отбивает ритм вечерней поступи,
в шумах, как в помехах радио,
как в мехах, как в порочной россыпи.
VII Lu-minor
У бесконечных окон-алкоголиков
из неза-пах-нутых ширинок штор
струится тёплый жёлтый люминор,
заставив хохотать меня до коликов,
стирать желтинки с век и щёк платком,
и поперхнуться едким хохотком
во имя чертоградовой символоки.
VIII о. Новая Голландия
“Большая Экскаваторица” ковшом
взрывает Новой Голландии остров,
стальными зубьями впиваясь остро
в поэзии Мандельштама отчий дом.
Не слышу более, Роальд,
не слышу
как в Новой Голландии
карлики листья куют.
Механический канкан поршней и клапанов
глушит, всё исковеркано и исцарапано.
Не вижу более, Роальд,
не вижу,
что в осень деревья на крыши
позднее золото льют.
IX Янтарь
Шарф из калёных вольфрамовых нитей,
шляпка-ракушка пол-ушка закрыла.
Сумочка в виде желудка, смотрите!
Жутко, товарищи, жутко, но мило.
Капитализмом фаршированная,
ошпаренная болезненным блеском заразного шика,
застыла буржучиха в янтаре иллюминации витрины;
Застыла так, что поди как-нибудь растормоши-ка,
уж лучше я её, нанизав, в янтарное колье передвину.
X Кондратий
Кондратий тащит за волос седых остатки
бухого от социализма в коммунизм Паральича,
Кондратий тащит бюст, что вырвал сгоряча,
не рассчитавши мощь апоплексичной хватки.
XI Крейсер
Из листьев железных скроен
один-на-воде-не-воин
пускает в Неву слезу
в мечтах о бескрайнем море…
и с вечным огнём в глазу,
и с вечной виной в моторе.
XII Ток
Ток, последний трамвай пришпорив,
вольтопроводом хлестнув по крупу,
дал карьером, во весь опор, и в
небо дал сигнал в сигналорупор.
Трамвай штопором вонзается в пробку проспекта,
ввинчивается головокружительно, вскрывая его.
Хлынул алкоголь, играя всеми цветами спектра,
потоки радость
весело и много несут под ноги
и спиртовое марево, ворсуя асфальт, как лента кардная.
Подковы бьют,
рельсовой дороги судороги
сбивают ритм моей отбивной ритммашинки “кардиа”.
http://www.stihi.ru/2010/04/12/6494