По сердцу шёлковым дымком,
Небрежно раня острием, скользила память.
Как бритвой режет, толь на дно заманит,
То поднимает до небес.
Рыдал в груди воспетый лес,
Подрубленный под самые коренья.
Никчёмные, не нужные творенья
Души, разбитые в осколки,
Молчали. Еле уловимый, тонкий,
Дрожащий голос говорил.
– Я душу свою сам зарыл
Лет сто назад, а место не запомнил,
И лишь случайный разговор напомнил
О том, что я ещё живу.
Как листья, совесть подарил костру,
Да пламя языкам отдал глаза.
В пустых глазницах, горькая слеза
Рубцы на сердце заживляет,
Оно разбитое рыдает,
Но всё же штопает мозолями грехи.
К чему не нужные стихи,
Зачем слова – они пустые,
А уши всё равно глухие,
Не слышащие боли ближних.
Гнилое самолюбие – удел всевышних,
На голову из стали мазал мёд.
Растерзанная совесть никогда не заживёт
В пороке грязном за спиною,
Как тень, шагая вслед за мною,
Всё ближе горе подвигал.
Не слыша голос, распознал,
Я телом ощущал тревогу,
Боялся дверь открыть. С порога
Гоню вчерашние картинки.
Я разносил судьбы ботинки,
А свой размер примерил на других.
Казалось, видел всё. Земных
Рисунков оказалось мало.
И вот, дабы начать с начала,
Закрою с трепетом глаза.
Увижу дождь. Июньская гроза
Сотрет, что было для меня худое.
Останется великое, большое
И сказочное слово о любви.
Не станет раздражающей пыли
Воспоминаний, мыслей грустных.
Теплом наполнят сердце чувства.
Я жизнь продолжу с нового листа,
Картина памяти пуста.