Бедный мой Гриня продолжение
Б Е Д Н Ы Й М О Й Г Р И Н Я .
(Из"Легенды и мифы Древней Люсинды)
На кухню, конечно, Папа не принёс меня на руках, потому что мы вошли туда с песней - очередной из тех, которые, как мы ни старались, Бабушке не нравились. Она возмущалась, что учить такие песни на исковерканном языке с испорченным кавказским акцентом, - форменное безобразие! Дедушка, наоборот, был всегда в неописуемом восторге от наших дуэтов. А уж что говорить о дяде Владике или тёте Вале, которые сами были собирателями и всегда привозили массу новых песенок: дядя - с Домбая, а тетя - из своих вечных походов в Карпаты и на озеро Свитязь. Мы же с Папой вечно разыгрывали сценки, распределяя слова песен честно - поровну.
- На далОким СЭвирэ -
- Эскимосы бЭгали -
- Эскимосы бЭгали -
- За...мааааарджЁй!-
- И схватЫл маарджЮ-
- За... хвост!!!-
- ДлынннанОгий эскимОсссъ-
- И давай он ту мммааарджююю-
- Да-ви-ть!!!-
- А мааарджЯ...-
- Нэ стал лижжжЯтъь-
- Схватыл ноги...и???-
- БижжжжжжЯ-тььь!-
- Схватыл ноги - и бижжЯть?-
- Баа-ссик-КОММММ!-....
- Анатолий!!! Прекратите свои дурацкие песни! Это просто ...это просто возмутительно! Может, Владику, на перевалах и есть смысл петь для расслабления всякую чепуху. Но ты прививаешь дочери чудовищный вкус!- Бабушка была неумолима, и ей было не смешно смотреть на наши вихляния, заменяющие любую утреннюю зарядку.
- Мы жизни радуемся, Бабушка!-
- Вот и радуйтесь с нормальными песнями! Пойте"Широка страна моря родная!", а не эту чепуху... или вашу глупейшую "Я тибя в сиреневом садочке-целовал в сиреневые СЧЁЧКИ!!!".... Вот лучше бы Дедушке спели про "Синенький скромный платочек" - там чудесные слова! А как пела наша Клавочка Шульженко! Солдаты во время войны с этой песней Родину защищали, и певица для всех была родным человеком... А сейчас - одни гу-ги ву-ги! -
- Мама, но ведь это - совсем другой жанр! Ну кто спорит с тем, что военные песни прекрасны? И потом... Ну это вечно - столкновения поколений.Мы ведь с удовольствием поём ВАШИ песни! А это...-
- А это, Сын,- безобразие! И по смыслу... И безграмотность -вопиющая! Чего один припев сТОит!? И, посмотри, с каким восторгом она тебе подпевает? Кошмар!
......Я - ТибЯ...
......И Ты - минЯ???
Эх!И тиибеее,и минЕ...- ххха-ррра-шо!
Это что за текcт? Сколько чудовищных ошибок, которые приживутся в ребенке! Есть прекрасные песни советских композиторов, а вы...-
- Бабушка, хочешь, я спою тебе песню Майи Кристалинской?-
Я тут же влезла на стул, как в раннем детстве, и так задушевно стала петь, что бабушка просто растаяла, расчувствовалась, обмякла, в ее глазах заблестели слёзы, и, когда песня закончилась, она спросила ласково.
- Ну,что ты хочешь, Люсенька, чтобы я тебе подарила?-
- Коррробку!!!! Коробку от обуви!- радостно завизжала я, осознавая, как же это кстати, как вовремя бабушка сама предложила.-
- Ну что за странное желание? Коробка от обуви. Я и так тебе её отдам. А что ты хочешь...-
- Коробку, Бабулечка! Я хочу сделать для моего Грини коляску-кроватку-колыбельку!-
- Но мы можем в Детском мире посмотреть красивую коляску! Игрушки из братской Германской Демократической Республики...-
- Нет, Бабушка! Я хочу коробку! Я ее буду лентами перевязывать и носить в руке, как ты свой портфель. И чтобы крышка обязательно была! Чтобы комары Гриню не кусали!-
- Ох, фантазии... А дышать он чем будет у тебя? Это у гроба - крышка!-Вставил своё веское слово Дедушка.
- Андрюша! Куда ты направляешь ее мысли? - возмутилась Бабушка.
- Ничего страшного... Я проделаю много дырочек, как для Барашка! Даже больше! Мы для Грини в коробке окошки вырежем! - пришёл на помощь Папа.
О! Это была чудеснейшая коробка! Вся яркая, лакированная, из-под югославской обуви. В советские времена очень ценилась югославская обувь, и не только потому, что были красивые коробки, но меня интересовала только коробка, и я убедилась, что югославская - это высший сорт! Папа, как и обещал, вырезал окошки и дырочки. Я напихала в одинокий разрозненный яркий носочек травы - сделала подушку. Красивый носовой платок был одеялом. От щедрой бабушки мне перепало много пестрых лоскутков. К тому же она отдала мне на растерзание целую упаковку ваты, которую я раскатала, как дорогой ковёр, уложив своего Гриню на самый мягкий в мире матрасик. Гриня возлежал в коробке среди сорванных головок цветов, чтобы ему "вкусно дышалось", со словом "аллергия" я не была знакома.
- Ну вот! Я же говорил, ну точно, как в гробу! Зачем в кровать маленькому ребенку столько цветов? Твой Гриня - и не покойник, и не баба,чтобы вот так утопать в цветах! Пардон, Гриня - не барышня!...Это покойнику...- не унимался Дедушка, но тут же получил всеобщий отпор, махнул рукой и пошел читать свою "Красную звезду".
Мы пришли на луг, на своё место у реки, когда солнце уже вовсю палило. Потому ничего не оставалось, как расположиться под ивой среди кустов, на значительном удалении от берега. И теперь нужно было переждать время, хоть и сделал Папа модные в те времена огромные пилотки из газет, но моя белая кожа сгорала моментально - я еще не обрела защитный слой, который потом позволял бегать, не прячась от солнца, целыми днями напролёт.
Так мы стали заниматься каждый своим делом: Папа читал"Золотого теленка", я возилась с Гриней, рассказывая ему сказки, напевая колыбельные песни, и, конечно же, убаюкала своего любимого сыночка, закрыла крышку и перевязала коробку новыми атласными лентами, которые были в моих карманах, так как банты соскальзывали с волос, медленно отрастающих после последней стрижки, когда меня в очередной раз просто оболванили, превратив из девочки в мальчика, - модно, экономно и удобно!
И, хотя мы дома плотно поели, Папа всё равно открыл свой маленький чемоданчик - это был целый ритуал: иметь всегда всё, что нужно для радости, для удобства. Чемоданчик всегда следовал за ним. Там умещалось всё: и покрывало,и полотенца,и неизменно - книга, и еда, и питьё, и всякая всячина! Это потом, с годами, появились дипломаты. Папа же любил свой маленький-маленький чемоданчик, на котором можно было и писать, и играть в карты, и обедать.
Отец быстро разложил всю снедь, но главное - военная фляга с компотом, с нашим обожаемым компотом, который так умел варить только наш Дедушка! Это был особый компот, словно с чуть тягучей густой необыкновенного цвета ароматной прохладой. Его варил Дедушка в огромном эмалированном ведре, в любое время года, потому что в просторном холодном подвале снизу доверху были заставлены все стеллажи 3-литровыми банками, в которые плотно доверху укладывались многослойно кусочки яблок, черная смородина, вишни, малина и доль-ки абрикос. Всё это заливалось сиропом,закатывалось на зиму в неимоверных количествах. А потом содержимое 3-литровой банки попадало в ведро и разводилось кипятком до нужной кондиции. Дедушка всегда всем раздавал все свои рецепты, не скрывая пропорций, но такой компот получался только у него! Аромат, вкус запоминались всем раз и навсегда! Даже через много лет, когда Дедушка умер, и на поминках несчастная, милая, осиротевшая Бабушка, разливая компот, плача, причитала:"Выпейте, пожалуйста, компотика - это ведь еще Андрюша готовил"...- комок подступал к горлу у всех и скатывались слёзы по щекам его однополчан, хотя, казалось, что всё уже всеми выплакано и замерзло льдом на крещенском морозе...
* * *
Но тогда, в том беззаботном Лете моего Детства, где еще не поселилась смерть, когда мы с Папой, напившись дедушкиного компота и всё оставив на скатерти-самобранке, пошли, наконец, купаться,- мы думали только о том, как прекрасна наша жизнь, как вовремя и удачно мы родились на этом свете, как весело и счастливо нам. Я обхватила Папу крепко, двумя руками опоясав его мощную шею, и Он поплыл со мной на глубину. Вода была его стихией! А моё сердце билось от страха. А, может быть, уже тогда я предчувствовала, что именно от воды придёт к нам беда. Но я мужественно держалась, стараясь вызывать в Папе чувство отцовской гордости, я сдерживала свою трусливость. И всё же, я была всего лишь маленькой девчонкой, и завопила громко-громко, когда представила, что там внизу под нами - бездна! Там глубоко, и вода в реке Стырь- такая темная, страшная, мрачная, и вокруг водовороты, которыми меня уже изрядно напугали взрослые, предупреждая, чтобы я ни в коем случае одна не ходила к реке, в которой каждый год тонуло много людей.
- Папа! Нет! Нет!...Всё! Хочу отсюда! Уплывай! Уплывввай! Хочу-на ДНО!!!!!-вопила я на высоких нотах.
- Ах! Ты хочешь на дно? - хохотал папа, тут же требовал:"Вдохни воздух!", и, увидев, что я на автопилоте выполняя команду и ничего уже не соображая, выкатив из орбит свои черешневые глаза, надула щёки, - нырял со мной, увлекая на глубину, зажав одной рукой мне и нос, и рот. Мы быстро выныривали обратно, и я орала еще громче:
- Что ты делаешь, басурман!!!? Ты хочешь утопить свою единственную дочь? Подумай! Тебе без меня грустно будет!-
Но от Папы поступала новая команда, и мне ничего не оставалось, как учиться покорности. Я опять надувала щёки, и мы погружались под воду, где я,открыв глаза,с ужасом понимала, как хорошо, когда светит солнышко и птички поют!
- Пап-пппа! И еще...педагог...с ввысшшшим образз-..зованием...- орала я, вспоминая все бабушкины возмущения,- только моя голова выныривала над поверхностью и возвращалась на Свет Добрый! Папа укладывался на спину, втаскивая меня к себе на грудь.
- Гребём к берегу! Ваше Высочество, не волнуйтесь! Нам не страшны никакие глубины!-
Он врезался со мной в берег, и я сразу оживала, сияла, успокаивалась, ощущая под ногами дно, о котором я так мечтала на середине реки.
- Ну Вы же просились на ДНО, моя дорогая! Вот мы и ныряли - ближе ко дну..- смеялся Папа.
- Неужели тебе не страшно? Мы ведь не рыбы! И я просилась на другое дно - у берега...-
- Ну вот Вам и дно, моя Принцесса! До следующего раза - больше не буду... Прощён???-
Я тут же начинала показывать ему, как нужно плавать и где! Я передвигалась по дну руками, а ногами болтала, устраивая фейерверк из брызг.
- Вот, видишь? Так - совсем не страшно! А,наоборот, очень даже приятно!...-
Уставшие, мы, наконец, вышли из воды. Папа схватил меня и понёс. Я продолжала руками и ногами рассекать воздух. Мы безудержно хохотали. Но счастье наше оборвалось так резко, как это всегда бывает в жизни: подойдя к плакучей иве, мы с изумлением увидели, что на том месте, где еще совсем недавно было наше лежбище,- ничего не оказалось, кроме утоптанной травы. Нет, огромная ива по-прежнему очень печально шелестела своими зелеными густыми волосами, но не было ни Грини, ни"Золотого теленка", ни папиных очков, без которых он превращался в беспомощного растерянного большого ребёнка, ни чемоданчика, ни вещей - ничего! Наша скатерть-самобранка исчезла! Мы так привыкли спать, не закрывая двери, мы просто никогда даже предположить не могли, что это происходит так просто-средь белого дня!...
- Гриня.... Мой бедный ... Гриня!!! Папочка! Куда исчез мой маленький Гриня???...-
- Кажется, пока мы...безмятежно купались в речке Стырь, у нас"СТЫ-ри-ли" все вещи, дочура...- пытался шутить Папа грустным растерянным голосом...
- Папуся, но ведь Грине... Как ему теперь... без меня? Он, наверное, так жалобно плачет...-
...Конечно, потом былии мои тихие, долгие, беспомощные слёзы... до икания, до полного замерзания... Мы шли по тропинке на лугу - голый Папа в длинных, чуть ли не до колен черных семейных трусах, прилипающих к ногам, и я - тоже голая, только в салатненьких хлопчатобумажных трусиках... Мы шли с осознанием, что нам предстоит еще в таком виде идти по аллеям Центрального Парка, как бы мы не меняли маршрут, нам предстояло идти по улицам многолюдного областного областного центра Волыни,и у нас не было транспаранта в руках:"Товарищи!Не смейтесь,пожалуйста! Нас - обворовали! И нам совсем не смешно..."
Я всю дорогу бубнила себе под нос, вспоминая все известные мне несчастья "моего Грини"- и про мать, которая много пила, и про то, что из школы его выгнали... И о том таинственном неудачном побеге из тюрьмы, когда он просто запутался в междурядьях с бельем на тюремной территории, где всё сушилось, так же, как во всех украинских дворах. И, наконец,когда я добубнилась до рокового выстрела в непонятную для меня Катьку, ошарашенный Папа остановился, присел передо мной на корточки и ,приблизив моё лицо, стал мучительно вглядываться своими близорукими глазами - в мои, изумлённо, вопросительно взирающие в самую глубь Отца!
- Люсенька! У тебя нет солнечного удара?...Ты...О чём таком говоришь? Кто тебе это рассказал? Какой выстрел в Катьку?-
- ТЫ!- я честно смотрела не моргающими глазами...
- Что-то, доченька моя, ты путаешь... Ты здорова? Тебя не тошнит? У тебя голова не болит? -
Он приложил свою ладонь к моему лбу, потом своими губами измерил, как бабушка, мою температуру, поцеловав меня.
- Нет...нормальная... Откуда это?... Побег из Тюрьмы...Выстрел в Катю?.. Какая Катя?-
- Не знаю...Не помню...Какая-то...би-би...как автомобиль....Это тебе лучше известно!-
- Откуда это?-
Папа был совершенно потерян и добит моими шептаниями-причитаниями. И я осознавала в тот момент уже, что мы, оказывается, не понимаем друг друга, и что Папа почему-то очень испуган, хотя я повторяю всего лишь то, что мне запомнилось в полусонном состоянии, когда мешалось в кучу всё, когда сон и бодрствование переплетаются, поглощая друг друга, и все события - в тумане, и разговоры то громче, то тише, то взрывом врываются в сон, то улетучиваются куда-то, когда доносятся тайны взрослых из соседней комнаты, где вечные споры о литературе, об искусстве, об истории поселяли в маленькое сердце Гриню, Гу Милёва, Чи Гевару,"Ги ДЕМАВПА сана"-какого-то таинственного халифа с Востока. Там кого только не было - в этих детских снах-бодрствованиях! Там ругались из-за какой-то"Братской ГЭС" какого-то Евтушенко,хотя так было непонятно, ведь красивое слово - "братская"! Там ругались и спорили из-за какого-то Ивана Денисовича и Солженицына! После таких снов разве стоило удивляться, что потом дети перебили в доме все блюдца, играя в Визит Аюпханчика к Ларубохадуру Шастри: пакистано-индийские события очень нравились любознательным детям, для которых переделанные фамилии были ближе, очень нравились по необычайности звучания, а потому блюдца водружались на головы, как головные уборы и вырабатывалась привычка ходить чинно и кланяться друг другу с неизменным боем посуды. Но нужно,в конце концов, сказать огромное спасибо этим неугомонным взрослым, забывающим, что в соседней спальне "спит-не спит" любопытный ребёнок,для которого было величайшей радостью затеряться во взрослом мире, хотя родня почему-то была убеждена в непрошибаемости глубокого детского сна....
- Ты, Люля, говоришь ненароком не об Екатерине Бибергаль? Откуда ты такое могла узнать?- Папа опять рукой прикоснулся к моему лбу.
- Это вы с бабушкой много спорили про эту Би-би.....что Гриня стрелял в нее из пистолета, потому что она не захотела быть его невестой....И Бабушка говорила плохо, а ты говорил, что так нельзя ..говорить о Грине! Что это серьёзный долгий разговор... А бабушка не знает, не понимает ...ничего!-
- Значит, твой Гриня - это не Гриша? Это не Грыцько???-
- Конечно, нет! Это наш Гриня! Если ты его так любишь...вот и я решила его пожалеть и любить, раз он такой несчастный и хороший!...-
Голос мой опять задрожал, и я горько заплакала, уткнувшись в голый торс отца.
- Ему без нас будет плохо. И к кому он попал? К цыганам? Это ведь цыгане наши вещи унесли?-
- Почему сразу цыгане? Может, просто люди увидели еду, сгребли всё в покрывало и убежали куда-то обедать... или..нет... И вообще,не плачь... Завтра купим тебе другого пупса.-
-ЧЧЧТООО???... Это ты, Папа, который меня учил... Это, если ты меня утопишь в следующий раз, то просто попросишь новую дочку у Аиста?-
Я не была капризным и истеричным ребенком, со мной всегда можно было договориться - так утверждали все. И, описывая Детство, воспевая лучшие годы своей жизни,- нисколько не рисуюсь, не сочиняю, так прекрасно осознавая, как же мы из славных деточек в течение жизни, читая нужные добрые, правильные книжки, превращаемся постепенно в отнюдь не светлых замечательных людей, как коверкаем в себе всё божественное! Но Детство - оно остается- радугой жизни, и так живо рисуются эти картины....
И тогда, в те далекие счастливые годы уж слишком возмутительным показалось мне оспаривание даже Папой права на незаменимость, избранность, ощущение неповторимости одного - Единственного, заложенного на генетическом уровне! И Папа моментально понял, стал исправлять свои высказывания.
- Нет, нет! Конечно! У меня только одна - Единственная - с прописной!-Самая родная любимая Доченька! Хотя каждый ребенок, запомни это, сколько бы их ни было,- всегда - неповторим и Единственный! ... И незаменимый! Всё правильно, милая! Люлёчек мой золотой! Да как же я могу тебя утопить? Ты ведь самая-самая- МОЯ! Ты ведь Душа моя! И никто и никогда тебя в моей жизни заменить не сможет! А станешь взрослой и умной, мы с тобой сочиним вместе такую Сказку!!!!! А Гриня наш... - не плачь!- Он, как маленький Принц, залетел на нашу Планету, познакомился с нами, погостил у нас с тобой... И, чтобы не было печали при разлуке, знаешь, долгие проводы - лишние слёзы! Просто скатерть-самобранка взлетела, пока мы ныряли. Мы не слышали, как он нам на прощанье слова хорошие говорил. Но во сне - всё вернётся обязательно! Он будет приходить к нам во сне! Нужно просто спокойно засыпать, положить ручки под голову, щечкой прислониться, а одно ушко сразу услышит его шепот, когда он прилетит! Но только к спящим девочкам, которые по ночам спят и видят эти волшебные сны. Грин - это такой романтик, Люсенька! Это такой выдумщик! Это такой Сказочник! И, если он хоть раз пришел и познакомился, то не покинет уже никогда - это на всю жизнь! Его настоящая фамилия - Гриневский! А имя - Александр! Это же самое лучшее мужское имя! Так что наш Гриня - веселый Алексашка!Он просто улетел на море... Для него наш Стырь - это...как ...болото, где противные жабы квакают...-
Я смотрела зачарованными глазами на Отца - он весь сиял! Было так ясно, что он без очков ничего толком-то и не видит, но у него - своя необъятная картина, своего Мира, и вот сейчас он - там! Мы продолжили наш путь, я то тянула его за руку, то мы останавливались у дороги, и он просил долго и внимательно смотреть в обе стороны, чтобы не было машин. Или он тянул меня, и я с трудом успевала за ним. Нам предстояло пройти самые людные места, как только мы пересекли объездную дорогу, где народа не было,но поток машин - нескончаем.
- Ты сейчас не обращай ни на кого внимания! Представь, что это у нас такой бразильский карнавал! Луцк, конечно,- не Рио-де- Жанейро! Сойдёт и такой прикид! Репетируем с тобой сцену:"Карапет ведёт Верблюда!!"-
- Папочка, а я кто?-
- Бесспорно, Карапет!-
Мы шли голые и разговаривали, иногда на один папин шаг нужно было три моих, и я заплеталась, теряясь, как меж двух сосен, в собственных ногах. Но зато с таким пылом-жаром мы беседовали на разные темы, не обращая внимания на удивленных прохожих, что забывалось всё, пока не спотыкалась я. Тогда, конечно, я успевала увидеть смеющиеся лица вокруг. И мне становилось жалко Папу: в этих чудовищных трусах он выглядел явно хуже,чем мне бы хотелось!
- Иди спокойно... Не обращай внимания... Главное - не плакать, но и не смеяться... А то совсем будем похожи на придурков.-
- А Бабушка опять скажет своё любимое правило - про неполноту качества-пригорок... придурок...-
- И то - верно! Зато мы, благодаря бабушке, на всю жизнь запомним, что писать нужно букву "и"! И ты пойдёшь в школу, и тебе не нужно будет это правило учить!-
- А нас в милицию не заберут на пятнадцать суток, как тех "пижонов"?-
- Ну мы ведь не пижоны, не хулиганы... Мы не демонстрируем вызов общественному спокойствию... За что? А.... Это очень даже хорошо, если бы мы встретили милицейскую машину! Мы бы попросили, чтобы нас довезли...-
Папа остановился, как вкопанный! Почесал лоб, улыбнулся и виновато, тихо сказал.
- А ведь я - Дурак! Как же я не подумал, это ведь просто, как дважды два,-остановить нужно было машину, попросить, чтобы какой-нибудь нормальный мужик нас довёз... А потом на месте рассчитаться.-
- Папа, но ведь мы уже почти дошли...-
- Конечно. И потом... Инженеру Щукину было хуже. Он был совсем голый и в мыле! Но он был в подъезде и в Москве, а мы - на улице и в Луцке... Зато сколько интересного сегодня открылось нам! Не было бы счастья, да несчастье помогло... Хотя ведь у меня одна пара брюк... Придется у отца деньги стрелять...-
- А как это стрелять деньги? Я тоже хочу!Куда и чем нужно стрелять, чтобы деньги ... настрелять?-
- Нет, тебе это не нужно... Вот у нас теперь проблема - наша Бабушка... Как она нас встретит в таком виде?-
- Да, Папа! Мы ее опять до белого колена доведём!-
- Опять неправильно говоришь! До белого каления. Ка-ле-ния!-
- Колен и я...- растянула я слово.
- Не"колен" и не "колян"! А раскалили добела... Понимаешь?-
- Нет... И потом... Мне всё равно Гриню жалко, и я не хочу сейчас ничего понимать...-
- Люля! С Гриней всё будет хорошо. Он - уплывёт! Ему нужно плыть по морю, чтобы альбатрос кружил!... Там будут "Алые паруса!" А вот ты, как Ассоль, будешь ждать на берегу...-
- Какая я соль? Я-Люся!-
- Нет, это прекрасная девочка! У нее умерла мама, и она жила с папой! Он делал кораблики, а она относила их на базар!-
- Но ты, Папа, не можешь делать кораблики! И я не хочу на базар! И у нас есть мама, которую я люблю. И мы скоро поедем к ней... Нет,я не хочу быть никакой солью! Я - Люся!-
- Это ты еще не знаешь всю историю - она чудесна! Ассоль дождалась своего Артура Грея! И ты ведь тоже подрастёшь, и будешь ждать своего Единственного Друга, который приплывет к тебе из-за моря! Вот Гриня и отправился сейчас его искать, сказать ему, что прекрасная девочка подрастает и будет стоять на вершине скалы, махать ему красным шелковым платком!-
- Ну, значит, это будет Люсиль!-
- Умница! Правильно! Лю-ссиль! Прекрасно! Так и будет! И чудная моя, душевная, ласковая Люсиль обязательно будет счастлива! Обязательно!-
Мы, конечно, героически добрались домой. Мы, конечно, довели нашу Бабушку до слёз,"скосили её, завалили в постель"! Папа честно отсчитывал капли, я честно держала графин.Потом и мы пили липовый чай, чтобы не заболеть, и, приняв душ, тоже рано отправились по койкам -греться...
- Папа, передай моей спинке тепло от твоего горячего животика...- Я вмостилась в него, как кенгурёнок в сумку,- и ты прижмись, может, и тебе что перепадёт от моих снов!? -
А наутро Бабушка принесла большую красивую куклу. Я проснулась от ее ласковых слов.
- Пупсов не было... Мы потом с тобой еще поищем в других магазинах... Не переживай, Люсенька, у тебя будет самая красивая игрушка...-
Меня понять тогда Бабушка,к великому моему сожалению, не могла. Но она всегда спешила всем делать добро, потому и купила самую красивую и дорогую куклу, но кукла не стала родной, потому что Душа у Люськи тосковала по Грине! Тогда, казалось бы, всё было так ясно: я не волновалась, не думала, что где-то, что-то у кого-то есть игрушки лучше и красивей, чем у меня. Душа моя с детства сама выбирала Единственного, неповторимого, желанного - моего! Мне нужен был - лысый, голый, кривоногий пупс, который был ни на кого не похожим, который, я всегда знала, отличался от целой армии якобы одинаковых пупсов, честно дожидающихся на прилавках и полках магазинов своих девочек и мальчиков!
Мне всегда был нужен только тот, который "МОЙ"! Бедный мой Гриня!
Бедный МОЙ ГРИ...ии..нь-нння...яяяяя!