Посмертные записки бельчонка Черничные Глазки

Сергей Гашев
«… Страшный год: газетные витийства
И резня, проклятая резня!
Впечатленья крови и убийства,
Вы в конец измучили меня!»
                Н.А. Некрасов

…Сегодня тепло и солнечно. На ослепительно голубом небе – лишь редкие кучевые облачка, и тени от них бегут по Земле, по бескрайним просторам тайги, по морю сосен, разморенных летним солнцем, с капельками смолы на золотистых стволах. Пахнет хвоей и грибам, в прохладной тени высоких трав зреет земляника… но ничего этого я уже не увижу: меня убили вчера…

Оборвалась моя короткая жизнь… что значит она: в бесконечном море песка – одна крохотная песчинка? Что весит она на весах жизни?... Не о себе я скорблю, и даже не о тех миллиардах непрожитых до конца жизней, которые прервал ты, человек, принеся невыносимые страдания своим жертвам и тем, кому они были дороги. Как жалок ТЫ в своей духовной нищете! Ты, обуреваемый жаждой крови и убийств, палач, лицемерно пытающийся «облагородить» свои низменные побуждения.

Войны – они появились вместе с тобой, человек, и не прекращались с тех пор ни на минуту, унося все новые и новые жизни: тысячи жизней, миллионы жизней, десятки и сотни миллионов** жизней здоровых мужчин, женщин, детей и стариков, а ведь каждая из них уникальна. Все они не хотели умирать и, право же, им трудно отказать в этой малости. Войны – самое страшное порождение твое, человек, есть ли им оправдание? Если ты не безумец, ты ответишь: «нет!» Так отвечает сейчас большинство. Но опасность войны не исчезла, более того, она возрастает, грозя уничтожить не просто новые миллионы человеческих жизней, а все человечество в целом вместе со всем тем, чего оно добилось за миллионы лет существования. Безумство! Но кто они, те безумцы, которые замышляют этот варварский ядерный фейерверк? Не одни ли из вас? Разве не женщина их родила? Разве не были они детьми? Разве не дорога им собственная жизнь? Они рассчитывают на БЕЗНАКАЗАННОСТЬ! Как и те, кто в недрах вашего общества насилует, грабит и убивает. Вы называете их «зверьми», но они – «люди». И они не родились убийцами, они стали ими, живя среди вас, с вашего молчаливого согласия или при вашем участии. Что ты мог заронить в их души, когда они были детьми, человек? Ты присмотрись к себе…

Тебе не снится по ночам тот грязный бездомный большой кот, который так доверчиво вышел к вам из подворотни, радостно мурлыкая своим хриплым голосом, рассчитывая на ласку… тот кот, которого вы повесили на проволоке у забора, выколов ему глаза?...

Ты не видишь во сне той дворовой собаки (она была ничья, но многие ее любили), на глазах у которой вы облили бензином и сожгли ее щенков, которая скулила потом почти всю ночь, а на следующий день вы ее «проучили» за это: долго били чем попало (и ты старался попасть стальным прутом ей по голове), а потом с обессилевшей, но еще живой, содрали шкуру?...

Ты уже забыл, как вы (еще мальчишками) вспарывали осколком стекла пузатые животики еще неоперившихся воробьят, чьих родителей вы перестреляли из рогатки?...

Ты помнишь, как вы загнали в угол и забили камнями маленького крысенка? Как жалобно смотрел он, словно моля о пощаде, как пытался прикрыться слабыми лапками от летящих в него булыжников?...

Ты до сих пор убиваешь змей только за то, что они – «змеи», ты не упустишь случая раздавить паучка, только потому, что он тебе «несимпатичен»…

… и у тебя еще возникает вопрос: откуда берется жестокость?...

Я вижу как наливаются кровью твои глаза, как дрожат от возмущения руки. Как!? Обвинять во всем этом тебя? Ведь ты был тогда лишь неразумным ребенком. Почему тебя не остановили? Не осудило во время общественное мнение? Куда смотрели родители и школа? Во всем виноваты они!... Ведь ты то сам на прошлой неделе осудил того наглого юнца, который при тебе приставал к девушке. Правда, юнец об этом никогда не узнает – ты осудил его за ужином в разговоре с женой.

А к животным ты вообще прекрасно относишься. Ты вместе со всеми пылал благородным гневом, когда в газетной статье клеймили позором двух пьяных бомжей, которые убили и съели лебедя на городском пруду. Но ведь ты сам постреливал лебедей на тундровых озерах… А, например, вчера ты отодрал за уши соседского сына за то, что тот стрелял из рогатки по голубям. Правда, свое чадо ты тоже частенько заставал за этим занятием, но это вызывало у тебя лишь умиление: ведь он, когда вырастет, обязательно тоже будет страстным охотником, как и ты сам. Да! Обвинять тебя в жестокости к «братьям нашим меньшим» нет никаких оснований. Ведь ты с малолетства на природе, таскаешься с ружьишком по родным лесам, полям, встречаешь рассветы в засидках, тропишь лис, ставишь петли на зайцев, слушаешь зазывные песни глухаря, проводишь н6очи у трескучего костра, как Тургенев или, скажем, Пришвин. Красоты природы ты впитываешь всеми фибрами своей чувствительной души.

Как восхитительна была луна, взошедшая из-за далекого леса и осветившая своим призрачным светом ближние камыши и зеркальную гладь озера. Вот в этом недвижимом мире раздался легкий всплеск (где-то там: около берега), и в опять наступившей тишине в лунных отсветах на воде показалась мокрая спина бобра, рядом с ней – другая. Они минут двадцать играли, бесшумно ныряя и подзадоривая друг друга только тихим фырканьем. Затем отправились к сваленной еще вчера березе, где, наевшись, захватили с собой толстые обглоданные ветки, которые долго пристраивали на своей плотине. Ты больше часа с восторгом наблюдал за этими маленькими строителями, а потом ушел спать в избушку…

Утром ты проверил поставленные капканы и в одном из них, у плотины, с нескрываемой радостью обнаружил темно-бурого зверька с чудесным мехом.

Тебе на всю жизнь запомнилась та охота на оленя, когда целый день ты подманивал его рогом, а когда он все же внезапно появился на поляне перед тобой, гордый, сильный, разыскивая соперника в позолоченной осенью дубраве, ты испугался. Но потом страх прошел, и ты любовался его грациозной походкой, плавным покачиванием головы, увенчанной роскошными рогами. Как прекрасен был блеск его карих глаз… в прицеле твоего карабина… Какую мощь излучало его уже мертвое тело у твоих ног… а от вывалившегося изо рта языка валил пар…

Почему ты выстрелил?! Ты лишил оленя самого дорогого, что у него было – жизни… Ты лишил мир крупицы красоты… ты убил в себе добродетель, ты лишил себя права жить как равный среди равных на нашей маленькой голубой планете. Разве есть оправдание тебе, превращающему прекрасную птицу в окровавленный комок мяса и перьев, стреляющему из засады, из-подтишка , в спины беззащитной жертвы, тебе, кощунственно называющему это убийство «спортом», тебе, получающему от него удовольствие?...

У твоих предков был прекрасный обычай: после удачной охоты устраивать пиршество («праздник медведя», «праздник лося» и т.д.), во время которого они просили духов убитых ими животных не гневаться на них за то, что они взяли у них жизнь – им нужно было мясо, шкуры, сухожилия – они убивали, чтобы жить. В языческо религиозной форме традиции крылось глубочайшее нравственное содержание.

В многочисленных научных экспериментах погибают тысячи различных животных, принося свои жизни на алтарь знания, сохраняя и продлевая жизнь миллионам других животных и, среди них, людей. Эти вынужденные жертвы достойны светлой памяти, и благодарное человечество ставит им памятники и слагает гимны…

Не здесь ли – в различном восприятии смерти живого существа – проходит та незримая черта, за которой охотник превращается в убийцу, а научный эксперимент – в вивисекцию, черта, за которой начинается жестокость?...

ПРИМЕЧАНИЯ:
* – герой одной из повестей Федора Кнорре
** – За всю свою историю человечество потеряло около 4 млрд. жизней в ходе 15 тыс. войн (Н.П.Бочков «Отвести от человечества смерть» в книге «Ученые против войны», М.: Молодая Гвардия, 1984).