Графиня де Турнель:
…Жизнь – зеленое поле, и
забавляется лишь тот, кто
ведет крупную игру…
П.Мериме «Недовольные»
Я играл с увлечением, не обращая внимания на происходящее вокруг. Возможно, на меня и смотрели с восхищением, но мне важна была сама игра – во всяком случае, я убедил себя в этом. Я играл честно, по правилам, которые представляли собой человеческие условности. Удовлетворяли ли они меня? Далеко не всегда… но я играл, т.к. был уверен, что у меня достаточно сил, чтобы победить в честной борьбе. Чего я добился?... Стены увешаны грамотами, дипломами и медалями, я стал известен – мне это льстило, хотя иногда, в глубине души и возникал холодок сомнения: «полно! Разве к этому ты стремился?!...» Как больно меня кольнуло однажды то, что на меня смотрят как на холодный мраморный бюст, увитый лаврами. Я смотрел на тех, кто играл со мной рядом, и видел, как непосредственно они могут радоваться каждому своему удачному маневру, каждой выигранной игре. А я … я постоянно думал о том, что еще предстоит, будущие игры не давали мне покоя, а от текущих побед я получал лишь удовлетворение – не больше-, невольно ставя их в одну цепочку на пути к главной Победе. Какой? Я и сейчас не могу ответить на этот вопрос… А может быть, я просто играл не в ту игру? А может быть, и не я играл, а мною играли? Может быть, зеленое поле, по которому я бегал, - сукно биллиардного стола?... А сам я – биллиардный шар?... Почему шар? Ну хотя бы уже потому, что, будь я каким-нибудь многогранником, разве мог бы я с такой легкостью кататься по полю?
Да, я – биллиардный шар. Особенно остро я почувствовал это, когда меня побрили и, подогнав под один размер с остальными, бросили в коробку. Обидно?... Пожалуй… Но самое обидное было то, что нас считали круглыми дураками только потому, что мы были круглыми… Я снова играл. Что осталось от меня прежнего? Номер на спине (я даже не знаю какой) да множество старых царапин и выбоин, каждая из которых – история.
Ах, как ноют иногда старые раны, как болят ссадины и ушибы… А перед глазами в этот момент встают укутанные густыми облаками вершины и перевалы Северного Урала, бескрайние тундры Ямала, сплошь испещренные зеркалами озер, отражающих светлое полярное небо, покрытые диколй вишней склоны Ильменских гор, шумный прибой Баргузинского залива, смешанный с запахом водорослей, и многие, многие другие картины отживающих в памяти воспоминаний… И вот в голове моей вдруг рождается леденящее душу сомнение: « что за бред лезет тебе в голову из слоновой кости, разве с ТОБОЙ могло происходить все это? Ведь ты – биллиардный шар, такой же, как и все остальные, что лежат в коробке, и удел твой – кататься под ударами кия по зеленому сукну биллиардного стола. Посмотри на себя – ты, кажется, и сам позеленел уже немного. А впрочем, нет … это зелень стола отражается в матовой твоей поверхности, но вынеси тебя на солнце – и вот ты уже золотистый, весь в слепящих бликах – уже и не шар, а капля эфирной росы, испаряющаяся на глазах…»
А какой чудесный мне приснился однажды сон. Я попал на бал-маскарад, где собрался, казалось, весь свет. Это было в Новогоднюю ночь, а сам я был в костюме елочной игрушки (такой, знаете ли, зеркальной сферы из тонкого посеребренного стекла). Играла музыка, пенилось шампанское (а я все боялся по началу, как бы в меня не попали пробкой), ото всюду лился свет разноцветных огней, и слышался смех, чистый и беззаботный. Во мне отражался весь этот праздник. Я сверкал и переливался, т.к. не было ни единого огонька, ни единой звезды во Вселенной, которые не легли бы блестками света на мой костюм… А внутри меня был такой же бесконечный внутренний мир… со всеми его радостями и печалями… Каким ослепительным светом озарилось все внутри меня, когда я увидел Ее. Она в костюме прекрасной феи из старинной сказки прошла мимо, я хотел пойти следом, но какая-то сила удержала меня на месте. Я дернулся сильнее и … понял вдруг, что я – елочная игрушка, вишу на еловой ветке, оскорбительно привязанный к ней за шиворот. Я дернулся изо всех сил, чтобы упасть и разбиться, и … проснулся.
Вся наша жизнь как маскарад, где всякая внешность – маска, всякое действие – театральный жест, а каждая фраза преисполнена пафоса. Мы играем всю жизнь друг перед другом и сами для себя. Играем профессионально, без фальши, потому что фальш быстро превращает трагика в шута, а шута в трагика, и они, сами того не замечаю, превосходно играют свою новую роль.
Я ношу маску биллиардного шара.
Но, быть может, и это – лишь затянувшийся неприятный сон.