№100 Юлия Скородумова
Родилась в Москве в 1964 году. Окончила филологический факультет МГУ. Член Союза российских писателей. Окончила филологический факультет МГУ. Автор нескольких книг стихов. Участник многих театральных, поэтических и музыкальных фестивалей. Стихи публиковались в различных журналах, альманахах и коллективных сборниках в России и за рубежом, переведены на английский, французских и немецкий языки.
Страница на Стихи.ру http://www.stihi.ru/avtor/kygl
Страница в Журнальном Зале http://magazines.russ.ru/authors/s/skorodumova/
Страница на Вавилоне http://www.vavilon.ru/texts/skoro0.html
ЗМЕЙ-ГОРЫНЫЧ
http://www.stihi.ru/2004/03/07-220
Змею-Горынычу Господь подарил
три головы, как то: веру, надежду, любовь, и к ним
огромное небо одно на троих,
взлетно-посадочные огни
полночных светил, и горних ангелов рой
над каждой его фюзеляжной дырой.
Веру, надежду, любовь, и любовь из них больше,
моложе, Онегин, и лучше была. И, о Боже,
ежели змей вдруг терял эту голову, то сильнее саднил
осиротевший вулкан, чье соитье с одним
лишь огромным небом кровосмесительною рекой
змеилось из вечного боя в что нам только снится покой.
Но в том-то и фенечка Феникса - с каждой весною
сия голова отрастала с силою с новой.
Змей говорил: Я горилка, я горный орел, мой огонь
есть отрыжка печенью Прометея.
Пламенной лавою, ламою-мамою Агни-Ягой.
Я помесь гремуче-дремучая, мама моя, помятую,
согрешила со снежным папа, восхотев его заднею всекостяною ногой.
А в гареме моем на горе, говорил, три жены, три желны.
Три стукачки, три шапочки красных и трижды больных
волчьей пастью, при коей не зарастает
огромное нёбо одно на троих.
С небес они сводят с ума меня, натравив
летучих легавых с лаем столикую стаю.
И травят, и бьют по мозгам, как в нюрнбергской пивной,
где и одна голова хороша уже - совладать бы с одной,
когда все вокруг начинает троиться:
свастики лапок, имперские курицы-птицы,
средь нахлебавшихся тварей бармен, иже непотопляемый Ной.
Змей говорил: У меня три сына, три проросших зерна.
Первый Икс, перекресток кровей, пересменок меж прошлым и настоящим.
перечеркнутый жизнью семит, Сизиф, за дальнейших за нас
знак сего отверженья ко мне на гору влачащий.
Номер два - это Игрек, игрок, он же Игорь, нордический князь,
варвар-варяг, хам грядущий на кущи из чащи.
Третий Зет, он же зек, дзен-буддист, йогсель-маг, спецэффект,
ничего в этом свете его не яфет,
хладнокровный крупье, самый долгоиграющий в ящик.
Змей говорил, и каждое слово голодного ящера
метило в яблочко, в силу всемирного тяготения
к первородству греха обреченное на падение
недалече от яблоньки, где ему и покоиться...
Снедаемому эдиповым агрокомплексом.
Но вкусивши плода, Змей схватился за горлышко, выпал в осадок,
позеленел, и глаза, стекленея, впились в отраженную небыль,
где сквозь дырявые своды Эдемского сада
одно на троих разливалось огромное небо.
ГЕРОЙ СВОЕГО ВРЕМЕНИ
http://www.stihi.ru/2004/03/01-204
Он сочится по сотам кварталов
котярой, глаза – светлячки.
Его гонят в тычки
за его на губах быстротечную млечность,
воздают по азам.
О откройся, безумный семейный сезам! –
умоляет его конечность,
калечась о кнопку звонка.
Его королева купила билет и сказала "Пока",
и улетела в вечность.
И вот его карта – король,
пожилой нежеланный сиамский близнец,
плод зеркального отображенья.
Испитой коронарный сосуд, коему выпала роль,
козыряя на брудершафт,
целовать эту руку, извне
прикупающую к своей казне
марьяж семейного положенья.
Алкоголик, аллергик, алхимик внебрачного сочлененья.
Достояние хроноса он и его сочиненья,
нечитаемы, непочитаемы...
Как ни вертись, интроверт,
с ходу разыграны тело твое и тема.
Тропики рака, жизнь босиком по траве –
мыслимое ли дело?
Тяжелы колодки колоды, ибо в этой игре
дама убита: на душе поставили крест,
а тело ее улетело.
По бесплотным плетям переулков сгущаются черви.
Поздравляю с почином по черному в тропиках черни.
С этой чаркой, чарующей кровь.
С этим чуркой, которого ты, признаться
напрасно караешь своей головною корой,
коронованной кроной последней из инкарнаций.
На обочине века, в стране стратегических наций,
чьи садовые кольца мизинца не стоят...
О молитвенный, голый король!
Ибо – лбом об ломберный столик –
ни понять, ни подняться.
МИФ О СЧАСТЛИВОМ ПОЭТЕ
http://www.stihi.ru/2004/03/01-203
Я пою о себе, о тебе, о твоем развитом симбиозе.
Я устал быть собой, и тобой, и твоей непутевой судьбою.
Я устал от прожженных глаголов, к соударению оземь
причастных страдательнее санитаров над полем боя.
О челночные рейды по лезвию полуприкрытой квартиры.
О житейские рельсы - перспектива смерти собачьей.
Ты глуха к проявлениям потустороннего тира,
опрокинутых тел паче чаянья или отчаянья паче.
Слово о! О слепая пальба, величайший искус искусства!
Пуля дура, и публика дура,
и то, что было в начале,
попадая в мишень, будет вырезано врачами.
У потомственного скотовода взыграет стадное чувство.
У потомственного садовода завянут тепличные уши.
Мать-героиня сорвет ордена со своей пышногрудой пшеницы.
Гегемон обронит мне на ногу молот, но не извинится,
а заявит, что слово мое хромает,
а может, что и похуже.
И мои небеса упадут, ибо сдохнут киты от катара
их дыхательных верхних путей
неторных, тернистых.
И последнюю волю небес
исполнят птенцы-горнисты,
пастухи-волкодавы да горных козлов отары.
О сияющий миф! - босоногое детство мира.
Поступь стоп, утопающих в мирте,венценосного лавра сонеты. -
Помяни о творце, о тлетворном твоем кумире,
вопреки тебе которого больше нету.