Баллада о майоре

Александр Ерлыков
               


Мы то прячемся в скальные щели,
То бежим к валунам – великанам…
Мы идём по чужому ущелью…
Дан приказ захватить "языка" нам.

До предела натянуты нервы…
Воздух пьян от полыни и мяты…
Для меня этот рейд – самый первый -
Для майора, быть может, - сто пятый.

Он в разведку попал не случайно
И владел одинаково ловко
Зубочисткой, копьём  и мечами,
Штык–ножом, кулаком и винтовкой.

Все, кто шёл за ним - мало умели,
И теперь, доверяясь лишь слуху,
Не уверен, но вряд ли хотели
В темноте напороться на "духов".

И они нас, пожалуй, не ждали -
Беготня, суматоха и хаос…
В рукопашном – ножи и кинжалы,
И, конечно, растерянность малость.

Но не даром без дрожи в коленках,
Как предместий дворы нас учили,
Мы сшибались и стенка – на стенку,
И один – на один выходили.

Шурави мы! – бойцовское племя –
Победитель за мебель не платит!..
И вот тут, ну, совсем не по теме,
Подвернулся майор мне не к стати.

Он возник в кульминации боя,
И всего лишь – хвала Аллаху! –
Я  ударил его ногою…
Боковым... Со всего размаху!..

И, свалившись на камни боком,
Он, пожалуй, ещё не верил,
Что не смог защититься блоком
И поймал мой "маваши гери".

...А удар был чертовски успешным! –
Ухо, глаз и щека – опухли…
Ничего не сказал он, конечно,
Но влепил два наряда по кухне.

...В шелухе и жаре за работой
Я свой первый наряд взял измором.
Возвращаюсь устало в роту –
Тут дневальный: "Зайди к майору!.."

...Слышал я в незатейливом споре,
О майоре омолвился кто-то,
Что майор наш с начальством повздорил,
Потому и командует ротой;

Что майор, де, за нрав свой строптивый,
Из Москвы был отозван под Нальчик,
Где в отместку с женою комдива
Он завёл виртуозный романчик.

Сколько этот романчик их длился –
Не известно. Ни года, ни даты.
Но, узнав всё, комдив застрелился,
А она укатила куда-то.

И какой-то начальник столичный
За майора в верхах заступился,
Но за это майор "самолично"
В разведроту в Афган напросился.

И теперь, то ль от многих контузий,
То ль от вида "двухсотого груза",
То солдат чем попало валтузит,
То всю роту накормит от пуза.

Говорили, что он – птичка тари
И, что нрав у него крокодилий,
Что злопамятный он, как татарин,
Что добрейшей души, говорили…

Скорпионами сплетни бродили,
Слухи ползали в ротах на брюхе,
Но теперь для меня это были
Далеко не весёлые слухи.

...Захожу.
Закрываю двери.
Застываю в дверном проёме,
Ожидая «маваши гери»
От него и другие приёмы...

Не записано это в уставе,
Но, в окно озираясь с опаской,
Он бутылку на стол поставил
И из сейфа достал колбаску,

Занавесил окно бумагой,
Сел, рукой опершись о колено:
- Ну, давай, придвигайся, салага!
Да смелее будь, крёстничек хренов!..



 
 (прим. «маваши гери» - яп. назв. одного из ударов в карате.)