Н. Р.
Последнее прости поводья отпускает.
Проходят стороной и зрение, и слух.
В прощальном взмахе вдруг поднимется рука и
тут же упадет, поскольку мы на дух
не переносим ни сироп, ни сантименты,
а шестистопный ямб лишь разливает желчь.
И, если здесь циклон, то мы, похоже, в центре.
О, Волобуев, где твой острый длинный меч?
Хоть к Фрейду не ходи – и так все очень ясно.
Плацебо горстью жри в надежде на эффект.
Мы улыбались, да, но не снимали каску,
идя толпой гулять на глянцевый проспект.
Глядели в небеса, как будто не слепые.
Грозили кулаком, как будто силачи.
Кому не помогла такая терапия –
тот до сих пор кричит. Без голоса кричит.
Хоть решка, хоть орел, хоть реверс, а хоть аверс –
монета все равно застыла на ребре.
Красивые, как день, и страшные, как старость –
мы выпускаем залп сигнальных сигарет.
Все тяжелее дым, все напряженней лица –
уже мы чуем гниль в отеческих гробах.
И тополиный пух не тает на ресницах.
И тополиных пух не тает на губах.
8.07.09 г.