Лепили души, словно мякиш для чернильниц,
Пинцетом тыча в оголённый ложью нерв,
Пускали вплавь к заморской роскоши гостиниц,
Вокруг буйки расставив для наивных жертв.
Топтали память и в молозиве тумана
Мы шли назад на их единственный фонарь
Толпой голодных и доверчивых баранов,
Гонимых пастырем на жертвенный алтарь.
Уже в архиве и Освенцим, и Гулаги,
И прах Чернобыля, Афгана и Чечни.
Афиши сорваны, победно вьются флаги,
Но слёзы вдов страной ещё не сочтены.