Военная тема

 


           ШТРАФБАТОВЕЦ


Санитар,
     не тревожь меня, брат.
Этой крови я ждал,
     я ей рад.
Я пылаю,
      пылаю, как стяг.
На высотке я -
      поднятый флаг.
Санитар,
не бинтуй, не бинтуй.
Погорюй, санитар,
погорюй.
Посмотри, -
сколько пало парней
У высотки.
Один я на ней.
Обагренный, как знамя,
лежу.
Смыла кровь
между нами межу.
Я из тех,
         кто «до первой крови»;
 И я шёл к ней
с начала войны.
Сорок два долгих месяца
               шёл.
Кровь такая…
такая,  как  шёлк.
Санитар,
не тревожь, не тревожь.
От волнения, друг,
     эта дрожь.
Сорок два долгих месяца бой!
В первый раз
          я встречаюсь с тобой.
 В первый раз
я встречаюсь с тобой,-
 Разойтись невозможно
          с судьбой.
До последней крови изойду!
С высоты я своей
      не сойду.
С высоты я своей
      не сойду,
И себе,
и врагу на беду.
С двух сторон наведен автомат!
И в свою их,
и в богову мать!
Нет патронов,-
шли в дело ножи.
Сколько выпало их
у межи.
Снег горел здесь,
горел, как трава.
Санитар,
            санитар,
                брат,
                това…

                1987 г.





  ВЫЗЫВАЮ ОГОНЬ НА СЕБЯ


   Героям Отечества радистам-корректировщикам

Звезда! Звезда!
Я в квадрате   N.N.
Что наводчик там ждет?
Здесь который уж день
Все снаряды не в цель,
А кругами, кругами.
По квадрату N.N.!!!
…Окружен я врагами.

               
                1986 г.

 
   
    ЗАТЕРЯННОЕ ПИСЬМО

Папа,
        хочется жить.
Перед нами рейхстаг.
Я лежу от него,
Этак,  метрах в трехстах.
Кровь играет в груди:
Первомай! Первомай!
Говорит старшина:
«-Вон того, брат, снимай».
И еще на приклад
Нож зарубку нанес…
Папа,
             это не я,
Фриц убийцею рос.
Вся Европа в огне!
В гари, в копоти, в пепле.
Реки крови и слез
В самом логове, в пекле.
Захлебнулась война
На четвертом году.
…Как там вишня моя
В нашем старом саду?
Как?..
          Ух, что-то меня
Обожгло, обожгло.
(Только б это письмо
К адресату дошло.)
Папа,
              хочется жить!
Или жизнь повторить.
И Советский Союз
От врагов защитить.
               
                1989 г.






    ПАМЯТЬ  СЕРДЦА
         

               
                Воинам 130-ой и 416-ой азербайджанских
                стрелковых   дивизий,  павшим при освобождении
                г. Таганрога     от немецко-фашистских захватчиков,
                посвящается.

У Самбекских высот  идёт бой.
Артиллерия, танки, пехота.
Зульфигар был такой молодой!
Молодому всегда жить  в охоту.

Высота…  А за ней Таганрог.
«-Эй, гардаш! Есть там Девичья башня?»
Он вскипел: « - Говоришь, Таганрог?
Город Чехова? Быть ему нашим!»

Высота…  Шквал огня и свинца.
Встал живым, - опускаешься трупом.
«-Эй, бала! Выпьем лучше винца.
Умереть за Россию не глупо ль?»

«-Да закрой свою глотку, шайтан!»
Зульфигар посерел весь от гнева.
Во весь рост встал кавказский Титан
И крушил фрицев правой и левой.

А когда враг просил передышку,
Приостыв от такой кутерьмы,
Он писал, говорят, свою книжку,
Называлась «Огонь против тьмы».

Заклинал, говорят, тихим голосом:
«-Если пуля меня здесь найдёт,
Обелиск прорастёт моим колосом,
Хлебным колосом сердце взойдет.

Александра или Серёженьку
На поклон ко мне мать приведёт,
Сыну зёрен натрёт таганроженка,-
Кровь моя в его сердце войдёт…»

……………………………………
……………………………………
Зульфигар так закончил  строку…
Где блиндаж его был, -  сейчас пашни…
А  меня  всегда тянет в Баку,
Помолиться у Девичьей башни.

               
               
                23.01.1999 -23.06.2009 г.г.
                Баку-Таганрог-Баку
                Таганрог-Баку-Таганрог



                СЫН ПОЛКА


Он лежал головою на запад,
В грудь планеты уткнувшись лицом,
Будто к маме прильнуло поплакать
Детство наших с тобою отцов.

Под кинжальным огнём пулемётов
Стебли трав пеленали его.
До войны он мечтал стать пилотом,
Но войне дела нет до того.

Навалилась, ему не по росту,
Боль Хатыни... (Та боль на века!)
Это только читается просто:
Сын полка,
                Сын полка,
                Сын полка.

Сын полка! Разгружал он снаряды,
Он к подпольщикам в город ходил,
Он вчера был представлен к награде,
А сегодня … его фриц убил.

И когда степь остыла от боя,
Политрук похоронки писал…
Это мы его память чтим стоя, -
Полк-отец на колено припал.

               
                1985 г. 


                ***

После боя такая усталость.
Гонят пленных, - на злость нету сил.
И не то, чтобы к ним во мне жалость,
И не то, чтобы я им простил.

И какая-то грустная радость,
И томленье какое-то жжёт.
От «наркомовских» горькая сладость,
И жена похоронку не ждёт.               
               
                2000 год.


    ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО


 Здравствуй, родная!
                Четыре утра.
Сырость упала в траншею.
Я получил твои письма вчера.
Нет, я здоров, не болею.

Нет, я, напротив, всегда очень сыт,-
В каше густой гнётся ложка.
Нет, я фашистом не буду убит,-
Скоро придет твой Серёжка.

Этой войне уже полный капут.
Вижу я стены Берлина.
Ты не волнуйся, - одет и обут,
И не берет меня мина.

Заворожён я любовью твоей,-
Пуля летит всегда мимо;
Я, атакуя германских зверей,
Благослови, молю, Сима!

Здесь на неметчине тоже весна.
Бью фрицев об руку с нею.
Здесь и березка растет, и сосна,
Я их, как пленных жалею.

Пленных, страдавших  в концлагерях.
Всем им свободу вернули.
Как в преисподней горит «вечный райх»!
Мы над ним крест разогнули. 

Вот и заря. Время почту сдавать.
Как наши сын и дочурка?
Ты не забудь от меня им сказать:
Будет им нож и свистулька.

Сима, прости, почерк, будто чужой,
Ствол ППШ обжёг пальцы.
Крепко целую. Всегда только твой.
…Если умру,
                не печалься.
               
                1988г.