В ванной моего сознания сорваны все краны
Ресницы превращаются в ноты, когда капает слеза
Я выплакала весь Атлантический, я принимаюсь за Тихий
Мне кажется, что музыка – это слишком тихо
Для той пружины, что держит сердце
И я боюсь согреться
в те каждые 20 секунд, когда не мокро.
Дождь.
Москва обливается серым потом
Мне хочется постирать небо,
Вывесить белые флаги прямо на улицу
Вот такая я чорт подери курица
Люблю тебя.
Где-то там, за рисунком лица Дрожь.
Слышишь, слышишь, всегда буду за тебя
В желтизну пролетов и в любой поток.
Мне не дышится, я слишком помню, что такое не дышать и жабры перестали работать.
Слова всегда врут, потому что их слишком мало
И в сотый
И в сто пятый и в сто шестой
Прости меня.
Мне надо чем-то закрывать глаза кроме век.
Я – перегоревшая лампа в твоем подъезде,
Поезд, идущий в депо, который заезжает по пути на Луну
И требует от нее невозможного.
Можно
По праздникам я буду смотреть как ты спишь,
А по будням желать тебе доброго сна?
Если вдруг и придет весна, она будет одета в черное.
Прости меня.
Это просто про меня снимают кино.
В тот день, когда я умру, будет много солнца
И ничего уже не вернется.
А ты не умрешь никогда
Ты под замком исцарапанных в кровь фраз.
Вечный.
Пожелай мне добра.
Пожелай мне слышать музыку,
Даже сквозь севший плеер и сломанный наушник.
Когда ты задеваешь мои больные уши
Болит сердце.
Некуда согреться.
В твоем мире будет вечная пятница.
Со мной или без тебя
У тебя будет личная Франция
И облака, на которые не будет тошнить.
Даже если я вдруг проиграю и проеду все станции
Я никогда не перехочу с тобой быть.