Игра

Сергей Диба
Вкусив зачатья сладостный пирог,
кто ощутит дыхание покоя
холодных звёзд? Подвергнет кто сомненью
желанье жить? Ведь веточка левкоя
навеки сохраняет аромат.
Есть в памяти моей цветущий сад,
а в нём колодец окружённый тенью,
как некий остров. Где-то в глубине
порою слово слышится чужое,
зачем-то предназначенное мне.
Воспоминанье – погруженье в ил,
пел тонкий голос, а потом завыл –
кто истинный Творец не помнит жертва.            



Кто истинный Творец не помнит жертва.
Тебе ль не знать какая в сердце мощь
от всех сокрыта. Для людского глаза
любая странность – тонкая игра.
Но в душу заглянуть чужой бессилен.
Зияет бездна. Зарево. Ты ждёшь –
какую песнь затянет вслед шарманщик
твоим словам, не сказанным пока.
То птицы запоют, то облака
прервут опять попытку диалога.
И тает свет, и близится печаль,
и в сумраке видна пустая лодка,
и ветви, что несут, как крылья, ствол.



И ветви, что несут, как крылья, ствол,
и голоса тоскующих ущелий,
и смех дождя –  у всех одна судьба.
Или мечта всего лишь миг случайный?
Моя ладонь исчерчена. Весь день
я жду, скучая, подтвержденья даты
или того, что заменяет счёт
всем этим снам, трагедиям, триумфам – 
бессмысленным пока ещё я здесь,
когда же  там, –  бессмысленным стократно,
ибо возврата не было и нет,
а растворённый в тьме галактик свет
не видит приземлённый взгляд червя.



Не видит приземлённый взгляд червя
перекрещенья судеб взгляд фатальный.
Червь уползает в ночь. А небо что ж?
Молчит.
И ты приходишь иногда
на это место, где светло и пусто,
где утекает время через край
и тотчас исчезает навсегда
в необозримых пазухах пространства.
Каким ветрам достанется твой грех?
Твоё дыханье и твоё смиренье?
И снова осень задаёт вопрос:
зачем познавший зло вкушает яд?



Зачем познавший зло вкушает яд
земных страстей? Есть время для ученья
и есть для воплощенья знаний в жизнь. –
Иначе для чего же это бремя?
Вечерний свет даёт иную тень,
чем свет дневной, не только в антураже,
но мы не отличая дар от кражи
так далеки от осмысленья. Даже
когда молчим –  мы ближе лишь на миг,
затем опять приходит расставанье.
И засыпают воры и жрецы,
сжигает время в прошлое мосты…
Зачем должна душа лишиться тела?



Зачем должна душа лишиться тела? –
Награда? Наказание? Предлог
для обновленья? Истины пролог?
Разбилась птица. Тело омертвело.
И это всё? А утром вновь весна,
и небо, и заманчива дорога,
все направленья к храму или к Богу.
Разбилась птица. Высохла река.
И лик с иконы наблюдает строго
за каждым шагом. Что желает Он?
Сегодня ночью мне приснилось эхо.
Разгадка снов – наука иль потеха?
И что известно верящему в сон?



И что известно верящему в сон? –
Лишь то, что всё кончается любовью.
И начинается. От взгляда одного
бесшумно рвётся тверди оболочка,
и огненная лава сердце жжёт,
и снег идёт и покрывает веки,
и бьют часы, отмеривая вехи
случайных встреч. Меняется сезон.
Заветный свиток пишется и нити
всё чаще образуют узелок
в местах разрыва. Как скучны и дики
сухие рассужденья докторов
об откровеньях кающейся плоти.



Об откровеньях кающейся плоти
хранят молчанье. Только тишина
ещё способна утаить страданье
и вознести к подножию стыда. –
А далее уже не существует.
Приходит ангел и уходит свет.
И жизнь уходит. Вечная тщета
за красотой угнаться. Бесконечность –
её обитель. Древняя вода
пока живёт. Небесные созданья,
как прежде, сыты, тучны. Посмотри,
вот лик младенца, льва, косули, лиса.
Во всём есть смысл.



Во всём есть смысл:
смешение цветов рождает образ,
несмешенье – тоже .
Вот чей-то взгляд твоей коснулся кожи,
и этот миг уже тобою прожит,
и это называется – любовь.
А если день устанет – будет ночь.
Перед лицом Вселенной та же мука:
кто этот Гений что вошёл без стука
и в кровь, и в плоть, и в душу?.. Снег валит.
И утекает время между плит
в бездонное хранилище потерь.
Мне слышится метель.



Мне слышится метель.
А может быть,
всё это –  так; игра воображенья,
исчезнувший фрагмент ничьей души,
не ставшей достоянием владельца,
напоминает о своей судьбе?
Не это ль ждёт плутающего в снах?
На переходе от зимы к зиме
всё воскресает в памяти однажды:
сплетение ветвей, дождя поток,
движение руки, случайность взгляда
и трепет ожидания любви
в произнесённом незнакомом слове.



В произнесённом незнакомом слове
таится всё – желанье, совесть, грех;
не существует имени у тех,
которые открыли это слово.
Оно всегда. Вне времени. Нет дат
ни перед ним, ни после. Только ветер
своим движеньем этот миг отметил
и растворился где-то там – в тиши.
А здесь – дурман, забвение души
от бесконечных поисков истока,
когда в стремнине мёртвого потока
вдруг кажется, что мир людей таков –
смешенье плача, снега и шагов.



Смешенье плача, снега и шагов –
у декабря пронзительная нота;
тень дерева упала на восток,
и молча ангел уронил цветок,
и совершилась времени работа.
Ах, если б я понять такое мог.
Всё сдвинулось и снова встало так,
как и стояло. Поменялись лица.
И голоса мне чаще стали снится.
Но что-то ускользало всякий раз,
в глухой норе скрывался дикобраз,
и рыла носом землю россомаха.
Таков ли путь от имени до праха?



Таков ли путь от имени до праха,
каким его представить время хочет,
или судьба – творение иное,
и не имеет срока или смысла,
или ещё чего-нибудь, что может
придать движенью видимость движенья
и направленье, вес и прочий мусор,
которым мы себя укоротили.
И укротили. Вновь похолодало,
идут дожди и на исходе лето,
все возвратились и забыли это,
как забывает смерть спустить курок,
вкусив зачатья сладостный пирог.



Вкусив зачатья сладостный пирог,
кто истинный Творец не помнит жертва,
и ветви, что несут, как крылья, ствол,
не видит приземлённый взгляд червя.
Зачем познавший зло вкушает яд?
Зачем должна душа лишиться тела?
И что известно верящему в сон
Об откровеньях кающейся плоти? –
Во всём есть смысл.
Мне слышится метель
в произнесённом незнакомом слове,
смешенье плача, снега и шагов. –
Таков ли путь от имени до праха?