Операция

Ирина Артюхина
Я на операционном столе, совершенно голая и беззащитная в своей беспомощности перед фактом, что меня сейчас будут резать. Вторая операция за полтора месяца. Тот год у меня был богат обследованиями, врачами и бесконечными очередями в поликлинике. Первая - аппендицит. Срочная госпитализация и операционная. Ничего особенного - за час выпотрошили, удалили ненужное и лишнее. Особо думать над этим мне не пришлось. Все прошло отлично, ну, не считая того, что хотели резать на живую, с местным обезболиванием. У меня всегда так, как только наступают такие ответственные и волнительные моменты, у меня открывается словесный понос. Мне просто необходимо говорить и говорить, не  важно о чем, не важно с кем, мне нужно только отвлечь себя от своей беспомощности внедрения в мой организм, хоть и профессиональных, но чужих рук и железа. Я жалобно посмотрела на анестезиолога и с мольбой в глазах, с бесконечной надеждой в голосе, тихо попросила:
-А можно мне сделать укольчик, чтобы я уснула? Я ведь заговорю доктора и он, возможно, не выдержит моего бесконечного монолога. А я очень сильно хочу жить!
Как я была счастлива, что милая доктор сделала мне укол. И я тихо, с улыбкой уснула, отдавая себя в руки хирурга.
Спустя несколько часов, отойдя от наркоза, я уже ходила. Так что, все закончилось благополучно.
И вот теперь, снова лежа на операционном столе, закаленная предыдущим опытом, но зная, что на этот раз мои мольбы останутся глухи, я грустила. Сложная операция на щитовитку, общий наркоз давать нельзя - значит я должна молчать все время, когда доктор будет колдовать надо мной, вырезая мешающую мне жить, опухоль. Сделали сильный успокоительный укол, который вселил в  меня надежду, что это лекарство заткнет меня, сделает молчаливой. Огромным шприцем, ввели местное обезболивающее и начали резать. Боже мой, что я пережила. Необычные чувства, которые я до сих пор никогда не испытывала - сильное волнение сменилось покорным смирением и спокойствием, я полностью отдалась во власть профессионализма, настроения и крепких рук симпатичного доктора - хирурга. С разрезанным горлом много не поговоришь, но я рада была, когда он разговаривал со мной. Я чувствовала себя агнцем на заклании, маленьким куренком и разные мысли проносились у меня в голове. Время остановилось для меня. Боль, удушье, о которых предупреждал доктор, я переносила стойко. Во время операции я должна была говорить с доктором, когда он мне разрешит, для того, чтобы он знал, что не задел важную для меня часть моего организма - голосовую связку. С детства я люблю петь, хотя голос и не такой красивый, как у именитых певцов, но я очень трепетно к нему отношусь - какой есть, я его люблю и с удовольствием слушаю свой вокал, когда нахожусь одна. В середине операции, когда доктор в очередной раз позволил мне сказать: "Ааа", я услышала сиплое и тихое шипение, и поняла, что пришел конец моим занятиям вокалом. Злобная опухоль так разраслась, что невозможно было удалить ее, не задев связки. Я улыбнулась. Казалось бы ситуация жуткая: вместо голоса – сипение. Но я, почему-то подумала, что все, аут, докричалась на своих и представила их реакцию, как они будут хихикать над моими грозными попытками поставить их на место, не потому, что они злые, а потому, что выглядело бы это на самом деле уморительно.
Боль усиливалась и доктор, видя мои страдания, говорил мне, что еще немножко нужно потерпеть - нельзя больше колоть обезболивающего. Это " немножко" продолжалось целую вечность. Ему что - обычная работа, которую он выполняет изо дня в день, а для меня целое событие, довольно болезненное и очень неприятное. "Агнец" - терпел, пытаясь мысленно улететь в приятные воспоминания...
Когда меня вывозили из операционной, и доктор мне пообещал, что со временем мой голос восстановится, при определенных занятиях (на которые я регулярно ездила и усердно занималась), я была счастлива и одновременно очень довольна собой, что я пережила такое испытание и смогла не заговорить доктора. Я - молодец!