Сказание о Гейдаре
СКАЗАНИЕ О ГЕЙДАРЕ
Признаюсь, - долго размышлял
(С тобой веду речь,справедливый)
О том, что миру в целом дал
Гейдар-баба, Гейдар Алиев.
Азербайджанский аксакал
И Президент Азербайджана.
Меджнун так Лейли не искал,
Как рифму я, что здесь желанна.
Взвивался мыслью к небесам
И низвергался в ад кромешный,
Внимал Пророка словесам
И часто верил людям грешным.
Ночами тёмными корпел
Над картой жизненной Гейдара,
Я много песен о нём спел,
Но не на все хватило дара.
Мне поэтического дара.
(Всегда ли Муза нам верна?)
Виной тому моя гитара,
А не нагара и зурна.
В житейском море, в непогоду
К Азербайджанским берегам
Прибился как-то я на годы,
Мне истину открыл мугам.
Мугам! Созвучен ты Корану!
Ты песня пламенных сердец!
Из слов любви к Азербайджану
Поэзия плетёт венец.
Азербайджан! Баку Любимый!
Моя слеза… Мой солнца луч!
Народ, душой непокоримый,
Твой Президент горд и могуч!
Дана Гейдару прозорливость
Ста мудрецов. О, Карабах!
Когда б война на год продлилась,
Кавказ бы превратился в прах.
Я Президенту гимн пою!
Коль слух имеешь, справедливый,
Встань перед ним, как я встаю.
Великий человек Алиев!
28 января 1999 год.
г.Таганрог
ЖЕНЩИНА В ЧЁРНОМ
Было мне тогда лет одиннадцать, и жил я на самом отшибе некогда славного своею вольностью города Таганрога - родины Великого писателя Антона Павловича Чехова. Через улицу от той, на которой я родился, город заканчивался. Тогда он ещё не нависал своей восточной стороной над глубоким оврагом, называемым жителями таганрогской окраины - Северного посёлка - Валовой балкой. Сразу за балкой дыбилась Самбекскими высотами удобрённая кровью солдат Второй мировой войны степь.
Город от оврага отделял заросший высокими травами и редкими акациями пустырь, на который зажиточные по тем временам горожане выгоняли на выпас домашний скот. На краю пустыря постоянно, как будто он был там прописан, стоял, наводя на нас, мальчишек, ужас привязанный цепью к толстому металлическому колу страшенный длиннорогий серый козёл с красными от злости и ненависти глазами. Лишь только раз я осмелился в одиночку приблизиться к этому козлу шагов на тридцать.
Нужно было пороху накапать. Говорят, во время войны на этом месте немцы хранили боеприпасы, и даже спустя двадцать лет, мы, безнадзорные пострелята, выгребали из земли маленькие коричневые палочки, из горстки которых вполне можно было смастерить взрывпакет и шугнуть рассевшееся на ветках деревьев вороньё.
День выдался солнечный, хотя лето уже подходило к концу. С опаской озираясь на встревоженного мною козла, я копался в сухой земле и так увлёкся, так размечтался (вот бабахнет!), что вначале даже не понял, что со мной происходит: меня как будто насквозь пронзил полный боли и скорби человеческий стон. На некоторое время я потерял способность что-либо соображать, а когда пришёл в себя, увидел невдалеке распростертую на земле женщину в чёрном. Чуть поодаль стояли трое тёмнолицых, заросших густой щетиной мужчин. При виде такой картины, да ещё с дьяволом-козлом под боком, я расплакался.
Женщина подняла голову. Выбившиеся из-под платка седые волосы обрамляли её смуглое, испещрённое глубокими морщинами лицо. Несколько минут она смотрела на меня отрешёнными, ничего не видящими глазами, в которых читалась одна только безмерная тоска. И вдруг взгляд её ожил и загорелся каким-то внутренним излучающем теплоту светом. Из её груди вырвалось: «-Зульфигар!» Она порывалась встать, простирала ко мне руки и что-то быстро-быстро говорила на непонятном языке. Двое мужчин бросились к ней, третий подошёл ко мне. У него были добрые голубые глаза. Он нагнулся, чтобы приподнять меня, и, к моему изумлению, сказал по-русски, хотя с заметным акцентом: - Наша приняла тебя за своего старшего сына. Он погиб в августе 43-го года и лежит где-то здесь, в этой земле. Иди домой, брат. Пусть она успокоится.
Я побрёл, не разбирая дороги. Прямо на козла. И долго ещё в моём мозгу звучало незнакомое слово «Зульфигар». Позже я узнал, - у азербайджанцев есть такое имя. А тогда…
Пороху я всё-таки нарыл. В другой раз. Да по детской неразумности подложил заряд под свою собственную судьбу да так бабахнул, что до сих пор звон в ушах стоит, и земля под ногами ходуном ходит. Тридцать лет с тех пор минуло. Но, странное дело, воспоминание о той давней встречи с годами становится острее и острее.
На днях что-то необъяснимое потянуло меня на Северный. Там, где раньше был пустырь, высятся девятиэтажки. Акации здесь больше не растут. Вороньё разгуливает по крышам наших домов. И если б я не увидел собственными глазами, то никогда и никому бы не поверил: посреди одного из дворов новостройки торчит вбитый в сырую землю знакомый с детства железный кол, на котором болтается обрывок заржавевшей цепи…
август 2001 года.
г.Таганрог.
ПАМЯТЬ СЕРДЦА
часть первая
Воинам 130-ой и 416-ой азербайджанских
стрелковых дивизий, павшим при освобождении
г. Таганрога от немецко-фашистских захватчиков,
посвящается.
У Самбекских высот идёт бой.
Артиллерия, танки, пехота.
Зульфигар был такой молодой!
Молодому всегда жить в охоту.
Высота… А за ней Таганрог.
«-Эй, кардаш! Есть там Девичья башня?»
Он вскипел: « - Говоришь, Таганрог?
Город Чехова? Быть ему нашим!»
Высота… Шквал огня и свинца.
Встал живым, - опускаешься трупом.
«-Эй, бала! Выпьем лучше винца.
Умереть за Россию не глупо ль?»
«-Да закрой свою глотку, шайтан!»
Зульфигар посерел весь от гнева.
Во весь рост встал кавказский Титан
И крушил фрицев правой и левой.
А когда враг просил передышку,
Приостыв от такой кутерьмы,
Он писал, говорят, свою книжку,
Называлась «Огонь против тьмы».
Заклинал, говорят, тихим голосом:
«-Если пуля меня здесь найдёт,
Обелиск прорастёт моим колосом,
Хлебным колосом сердце взойдет.
Александра или Серёженьку
На поклон ко мне мать приведёт,
Сыну зёрен натрёт таганроженка,-
Кровь моя в его сердце войдёт…»
……………………………………………………
……………………………………………………
Зульфигар так закончил строку…
Где блиндаж его был, - сейчас пашни…
А меня всегда тянет в Баку,
Помолиться у Девичьей башни.
часть вторая
Шехидляр хиябаны. г. Баку
20 Января 1999 год.
Звучит мугам…
Мугам…
Мугам…
Дышу не кислородом, -
Дышу скорбью…
Стою на Шехидляр хиябаны…
Я таганрожец…
Больно сердцу, больно!
(Самбекских злаков кровь
Горит огнём печали.)
…20-е.
Январь.
Шёл 90-ый год…
Я не молчал…
Клянусь!
Мы многие роптали.
Но заглушал наш крик
Тяжёлых танков гул.
… Нагорный Карабах.
Что я об этом знал?
(В России мы боролись за свободу.)
Но вот звучит мугам…
Мугам…
Мугам…
И тысячи людей проходят предо мною.
Я им смотрю в лицо…
Я им смотрю в глаза…
И говорю: - Простите нас, простите…
Да сколько бы мне лет
Прожить не суждено
Я знаю – вессалам! –
Душою навсегда
Останусь русским я,
А сердцем
До последних дней бакинцем.
Александр Фоменков
23.01.1999 -12.12.2009 г. г.
г.Баку, Азербайджанская Республиканская больница - г.Таганрог.
ПРЕСТУПНИК
Мне женщины в чёрном плевали в лицо
За мужа, за сына, за брата;
На горной дороге коня понесло,-
И нет невиновным возврата.
В Каспийское море бегут, как ручьи,
Горючие слезы горянок,
И бросят собакам,- кричи, не кричи,-
Гяура постылый останок.
Да что я искал тут, в чужой стороне,
Где камню на камне тесно;
И слышу:"-Пиит, показалося Мне,
Не всё тебе в мире известно.
Ведь только и дела, что Матушку-Русь
И Тройку её прославляешь,
Откуда такая в глазах её грусть,
Ты этого даже не знаешь.
Вот женщины в чёрном плюют вам в лицо
(Здесь сильные только прощают),
И это, ты знаешь, и это не всё...
(Коняга глазами вращает).
Так слушай, преступник, я видел коня
Такого же у конокрада."
........................................................
А рядом, тут рядом, Шуша и Чечня.
Меня и коня ждёт "награда".
26 мая 1995 г.
г.Сиазань, Азербайджан.
У ТЁПЛОГО МОРЯ
Гафару Мамед оглы Алиеву
«…Рассержусь на людей и уйду.
Навсегда уйду. В поисках Бога».
А.Ф. январь 1995г. Таганрог.
А я совсем не уходил.
Я совесть изводил грехами.
Господь страданьем наградил,
Чтоб я Коран прочёл стихами.
Чтоб веру я вернул в людей
В своём измученном сознаньи…
Ценою жуткой. Тем страшней
Ждёт перед Богом наказанье.
Чтобы теплом своих сердец
Согрели душу мне южане.
А Бог… Я слышал его здесь.
На Каспии. В Азербайджане.
18 октября 1996 год.
г. Баку.