Берлин 1945. махорочка

Сестры Ланге
Эпиграф

В ночи гудели печи не стихая,
Мой пепел ворошила кочерга.
Но дымом восходя из труб Дахау,
Живым я опускался на луга.
Мне кое с кем хотелось расквитаться,
Не мог лежать я в прахе и золе.
Не мог в земле убитым оставаться,
Пока убийцы ходят по Земле.

("Пока убийцы ходят по земле". Е. Евтушенко)




Уже второй час сидели молча. С улицы долетал шум машин и пьяные русские крики.

- Праздник у них, победа… - он встал, подошел к окну и задернул занавеску, - Шайсе! На тракторах своих с пушками… Проснулись, спирта нажрались, и «Махорочку» с утра до вечера голосят. И каждый раз, как их растащит, у них межрасовый конфликт – обязательно русские киргизам или таджики хохлам начистят рыла. Как они победили нас вообще?!

Когда им подали кофе…

Кофе? Кто подал?! И кому – «им»?..

Какая разница? Когда им, как уже говорилось, подали кофе, или чай (если угодно, можете подать им грейпфрутовый сок), телевышка на Карлмарксплатц уже отбрасывала на площадь длинную тень… Впрочем, до этого уже никому не было дела – ни им, "там и тогда", ни нам, "здесь и теперь"… Мы так и не нашли "то" место, мы не нащупали, не нашли того, "утраченного" времени.

Мы не нашли на это времени.

У него остановились часы, у нее болела голова. Несколько мгновений он молча смотрел на нее, а потом кивнул головой в сторону фотографии Фюрера, будто смирившись с присутствием в комнате третьего мертвого, уклоняющегося от разговора с ним но ведущего, казалось, давний молчаливый диалог с ней. Что он говорит? Когда он позвонит им? И позвонит ли? Возможно, диалог велся уже не с ней, а с самим собой, слушающим, призывающим слышать себя, развеивающим их сомнения своим чугунным молчанием.