Здравствуй, моя Королева!
Это я, твой паж, твой шут, твой тиран и палач, твой маленький принц, твое дитя и творенье, твоя безропотная тень, твой внутренний голос, твой стон и крик, твоя тайная страсть, твой заброшенный сад и дом, маленький цветок, выращенный тобой на безродной почве из одной твоей соленой слезинки… Это я, бывший всем, чем ты делала меня – не волей, а настроением, поворотом своей головы, взглядом, взмахом ресниц, шорохом накрахмаленных юбок твоего платья, изгибами своего тела в моменты страсти, интонациями своего голоса, обволакивающего, нежного и ледяного, непроницаемого… твоей музыкой неиграющих пальцев, губами, скользящими по яблоку, изуродованному, ущербленному твоим укусом, ядом твоих слов и нежностью шершавого языка…
Я был всем и ничем одновременно, потому что я был, а ты меня не замечала… И не так как это бывает, когда делают вид, что не замечают, а наоборот, когда делают вид, что замечают, а на самом деле – нет.
И вот теперь настало время, когда я решил заговорить с тобой. Может быть, это единственная моя возможность, и не потому что я созрел, а потому, что я созрел, и жду что ты увидишь меня и попробуешь… Твои пока еще белые острые резцы вонзятся в мою плоть, шершавый язык захватит мякоть и губы будут скользить по глянцевому телу, оставляя запотевший след, и ты, попробовав меня, поймешь, кем была все это время.
Для тебя главное – успеть укусить, пока зубы твои белы, губы нежны и алы, дыхание свежо, ясен взор и дорога твоя не потерялась в болотах…
Для меня главное – чтобы ты успела укусить меня, пока зубы твои белы и губы нежны, и я не окаменел и не превратился в плесень, чтобы ты смогла узнать и почувствовать, кем я был все это время.
А пока – прислушайся. Превратись в летучую мышь, зависни на карнизе под самой крышей ночного неба вниз головой, притаись, попробуй раскрыть свои перепончатые крылья и выбери внизу песчинку, которой ты сможешь стать, чтобы почувствовать, что такое ничто, для того, чтобы понять, что такое ты.
И тогда, будучи уже песчинкой, ты сможешь спросить у Ветра о Сосне, которая растет на вершине горы. И Ветер расскажет тебе ее песню, которую знает только Он и Она, потому что Он – Музыка, а Она, ее перепончатые руки – Тишина.
Да, моя Королева – когда ты была Сосной на вершине горы – я был твоим Ветром. Я помню, как ты пела песни своими крыльями о песке желтом, желтом под голубым небом и морем, таким далеким от тебя, желая, чтобы этот желтый безродный песок стал твоей почвой… чтобы на тебе росли огромные цветы ярко розового цвета к которым слетались бы райские птички с длинными хоботками проникали бы в тебя, напиваясь твоей приторной влагой…
Но там, на вершине горы, ты не была нужна никому, кроме меня… А я был нужен всем, потому что я рассказывал твою песню о прекрасных цветах к которым слетаются пестроцветные птички с длинными изогнутыми хоботками и пьют божественный нектар… сколько разноцветных снов я видел, благодаря этой красивой песне, сколько детей родилось под ее убаюкивающую музыку – этих розовощеких млекопитающих, которые своими беззубыми ртами-присосками вкушали пьянящий эликсир, формула которого содержится в твоих грезах о счастье под безмятежно голубым небом, отражающемся в желтом песке лазурного моря.
Ты стояла совсем одна на холодной вершине лысой горы, ничего не зная о пальмах с ярким розовыми цветами, об их дурном запахе и тошнотворно-приторном вкусе того самого пойла, которым они отравляли воздух вокруг себя в полном безветрии… О людях, которые питались воздухом и тлей, выросшей в их липкой дряни. Я не мог рассказать тебе о них, потому что никогда не бывал в тех местах. А ты не нуждалась в моих рассказах, потому что знала, что нет ничего страшнее, чем правда, разбивающая грезы… столь прекрасные грезы.
Ты ждала своего художника, с чистыми и мягкими глазами, теплыми руками и белым, белым полотном, который смог бы увидеть тебя во всей торжественной строгости твоей блистающей красоты. Сколько, сколько длится твое ожидание?
У твоих ног сотни раз расцветали подснежники, маки своими черными глазами трепетно всматривались в туманную дымку горизонта, твои корни, укрепившие гору, старались различить и вовремя дать сигнал о его приближающихся шагах. Но он, видимо, спит – заколдованный принц-художник, который был отравлен запахом райских деревьев, растущих на безродном песке ядовито-желтого цвета. Он уснул, потому что в своих поисках прекрасного встретил бездушную, уродливую красоту безукоризненно розового цвета. Он не нашел в ней ничего, потому что в ней ничего не было. И он задохнулся, даже не испив их отравы. Он закрыл свои зеленые глаза, чтобы не видеть разъедающего цвета декораций.
А мечты его устремились далеко, далеко, к вершине лысой горы, где все дышит и живет твоей песней зеленых крыльев, наполненных ветром. Да, моя Королева! Так Вы думаете друг о друге, и жизнь Ваша продолжается, благодаря этим мыслям. Ты стоишь на вершине горы, а он лежит на дне моря, спокойно вдыхая его прохладу. Для него это единственное место, где он может спастись от ужасающего запаха, разносимого крыльями маленьких птичек, пьющих нектар суррогатных деревьев.
Новое сегодня.
Как прекрасно солнце, появляющееся из-за горы, на которой стоишь ты, озаренная его лучами,… солнце, поглощаемое морем, морем твоего художника. Твоя беда и радость в том, что никто не видел подснежников у твоих ног…
И только он – безродный сын песка морского дна, знает как белы и нежны твои цветы, такие же светлые и нежные как его холст, на котором он рисует тебя под водой.
Как сплести ваши руки, если мысли ваши сплетены теснее, чем корни твоего ствола сплетены с твердью скалы, на которой ты стоишь?
Я знаю, как это сделать, но ты, моя Королева, должна успеть откусить от плода, когда я решил заговорить с тобой – твой паж и шут, твой тиран и палач, твой маленький принц, твое дитя и творенье, твоя безропотная тень, твой внутренний голос, твой шепот и крик, твоя тайная страсть, твой заброшенный сад и дом, цветок, выращенный тобой на безродной почве из одной твоей соленой слезинки – твое неизвестное, но истинное Я.