Аланы оказались первым европейским народом,
принявшим на себя удары туменов Субэдэя и Джэбэ,
получивших разрешение своего отца - Чингисхана -
на поход в Европу.
Вечер, убавивший свет вполовину,
Словно румянцем покрыл облака.
Ветер стихает, лаская долину.
Медленным сном опочили века.
Лишь Фиагдон, ударяясь в пороги,
Вдруг зашумит или вскрикнет вдали...
На ночь, Алана, омой мои ноги,
Что почернели в дорожной пыли.
Трижды три дня наблюдал я в дозоре
За перевалом несметные тьмы,
Что устремились к последнему морю.
А по дороге им встретились мы.
Сколько смотрел - все тянулись тумены,
Даже костров не сумел сосчитать.
Что им искать на краю Ойкумены?-
Пастбищ? Добычи? Любви не сыскать.
Так постели наверху нам, Алана,
Чтобы в последнюю ночь до зари
Бились о нас наших звезд океаны,
Ветер любви о любви говорил.
Что же, податься к лезгинам?.. Возможен
Этот побег от битья-небытья.
Я понимаю. Но кто-то, ведь, должен.
Кто-то. Наверное, все-таки я.
Знаю, тебе пережить это горе
Будет так трудно, что сам бы не смог.
Но не дойти им к последнему морю!
Даже не снять в нашей башне сапог.
Завтра, Алана, молись перед Богом,
Чтобы стрела - в лоб - не стала концом,
Чтоб поцелуй твой принять на дорогу
С неизувеченным, гордым лицом,
Чтоб кипчаки не свалили внезапно,
Чтобы не сбилось дыханье коней,
Чтобы достойно... Но то будет завтра,
Завтра, Алана... Иди же ко мне!
Может, когда-то всесильное Время
Спишет и то, что не смог я списать:
Я не умею спасти свое семя.
Что я умею? Планету спасать...
Дай же, Алана, веселое зелье,
Выпьем. Споем - подпоет нам река -
Песню, как здесь, в Куртатинском ущелье
Башня моя охраняет века.