Мой дед, Иван Пахомович Роговский,
был очень необычным человеком.
Когда он умер, я была ещё
не до конца продуманной идеей
"а может, нам второго завести?"
Идея дозревала десять лет,
потом сначала стала эмбрионом,
потом младенцем, деткой, а спустя
лет двадцать -- наконец-то стала мною.
А бабушка, дедулина вдова,
в ту пору, когда деткой я была,
со мной возилась и любила сильно --
делилась щедро мудростью житейской,
рассказывала мне, как умер дед.
Рассказы стали притчей во языцах,
и каждый раз всё больше -- в назиданье.
И насмерть каждый раз, само собой.
Раз пять он попадал под мотоциклы,
когда резвился на проезжей части.
Однажды утонул в холодной речке:
"Напрасно он вылазить не хотел".
Под линией электропередачи
оставил лишь дымящиеся тапки.
Гонял синиц и падал в котлованы,
врезался в стены на велосипеде,
со стройки с голубями улетал.
Потом, когда я стала чуть постарше,
когда отпала надобность в подобных
увещеваньях, -- бабушка успела
для внучки новых сцен насочинять
с участием всё тех же персонажей.
Был дедушка таинственным героем,
служил в полку во время Мировой.
Ему тогда внимали даже кони:
он умных лошадей кормил и гладил,
А глупым приходилось дать по морде,
от этого они умнели вмиг.
Как бабушка ушла -- я помню ярко,
мне было где-то десять с половиной.
В груди свербело чувство, что она мне
ещё не всё успела рассказать.
В итоге я не знаю, как дед умер.
Усталое моё воображенье
рисует презабавные картины:
как он бежал с гранатой вслед за танком,
мчал на коне с гранатой перед танком,
как он на танке догонял коня,
как лошадь подрывала танк гранатой,
а дедушка за этим наблюдал,
встав из окопа. Попадал под пулю,
и разве что не вешался в сортире,
ведь, как-никак, он был христианин.
В одном лишь я теперь не сомневаюсь:
пожил мой бравый дедушка достойно,
любой бы кошке смог он фору дать.
У кошки потому что девять жизней,
а у него их было девять в кубе,
Жаль только, расточителен он был.
Он умер и скорей всего вознёсся,
и упрочил собою Божью рать.
Но детям лучше всё-таки не врать.