Пустотелая выпь на ветру
наизусть повторяет солому,
целомудренность гиблая веет
с далёких окраин зари:
для кукушки в кустах -
позабытым покинутым домом,
для забытого дома -
заржавевшей гирькой внутри.
Как тоска, наступают туманы
и ночи со всех направлений,
и шумят на ветру
тростники и в пуху камыши:
над гангреной своей
вспоминает Рембо о Верлене,
загрубевшие ногти кусая -
почти что до самой души.