Тоска
Присядет рядом, шепчет, шепчет что-то,
и сводят потихонечку с ума
её беззубый рот, её забота,
холодные глаза – она сама.
Перебирает пальчиками пряди,
и жмётся, жмётся преданно щекой,
рисует что-то, будто бы в тетради
по воздуху морщинистой рукой.
Скулит безродной брошенною щенью,
слоняется по комнатам без дел,
бесплотная, как будто приведенье,
лицом бледнее бледного, как мел.
Хватает за подол и что есть силы
куда-то тянет из дому во мрак,
нытьём своим выкручивает жилы,
и не унять Тоску никак! Никак!
Обида
то, плотно губы сжав, сидит в углу,
и исподлобья пялится с прищ`уром,
а то – скребёт ногтями по стеклу,
в окне маяча контуром понурым,
не ест, не пьёт, ей даже не до сна,
молчит, вздыхает изредка негромко,
о чём-то долго думает она –
видать, не разрешит головоломку,
подскочит и блуждает, ни на миг
покоя не даёт – то «ненароком»
уронит со стола одну из книг,
то подойдёт с каким-нибудь упрёком,
то резко ущипнёт исподтишка,
плечом заденет так, чтоб побольнее,
чтобы до синяка наверняка,
не справиться, никак не сладить с нею,
неймётся ей – погано на душе,
старается бодриться хоть для виду,
и кажется, теперь ничем уже
нельзя утешить горькую Обиду…
Пустота
Нутро заполонила пустота,
проникла постепенно до подвздошья,
колючая, почти чертополошья,
родившаяся, видно, неспроста.
Устроилась – теперь прогонишь вряд,
засела где-то прочно в межреберье,
поклёвывает сердце, чистит перья,
плюёт из клюва чёрный едкий яд.
Стремится дальше, дальше, в глубину,
примащиваясь между позвонками,
царапается больно коготками,
находит нерв и тянет, как струну.
Выскабливает лучшее во мне,
шугою набивает капилляры,
вгрызается безжалостно и яро,
становится опаснее вдвойне,
и давит беспардонно, тяжело,
желая стать хозяйкой мыслей, плоти.
Я пустоту пытаюсь побороть и
вернуть свой свет и прежнее тепло!