жили были. где-то бабы из высокого огня их вынашивали дабы, не сбывались без меня. не топили массой рвотной засекреченный пакет. по безменовому счету бабы правы, были – нет.
на границе пули свищут, гунны двинули в набег. я клянусь, что стану чище после дождичка в четверг. после сытного обеда нахлебаюсь сонной лжи, потому что эту среду очень надо пережить.
спит любимая саванна, спрятав голову в мешок, вышел месяц из тумана и обратно не вошел. полоса двойного мира извивается ужом, засыпать тепло и сыро, месяц, месяц, мой дружок.
наш акела многожилен или просто повезло, жили-были не тужили, но просыпались стеклом. недоеденная тушка разлагается в кисель, наша ветхая лачужка нахуярилась на мель.
легендарный голос крови спутал детское лото, буря мглою что-то кроет, не догадывайся – что. что бы ни было в начале недорублено с плеча, не обманывайся чаем, это варево – не чай.
облетают баттерфляи с тонкой линии на лист, ветер по морю гуляет, аки посуху турист. где подлунные бараны собираются в стада, репортер на эмке драной и погибнет–не беда.
где ночами кошки серы, и гуляет по лесам сотня юных пионеров из буденовских казарм, где канавы да ухабы метит звездный исполком, жили-были дед и баба. ели кашу с молоком.
***
Когда безмолвие в пиру – пиши пропало, не спит барсук в своем наскоке кобелином. Не бойся, мачехи не спят в антракте бала, ладони принцам натирая вазелином.
Танцуют все, но организму зло и сухо, он жаждет лозунга обычной панацеей. Давно доедены девчонка и старуха, но красный чепчик как всегда недооценен.
Гори горюя, деревянная жар-птица, верши историю в заложенной короне. Я не люблю тебя, Ассоль, иди топиться, а лучше б просто не болтала с посторонним.
Уж полночь близится, а ты еще не дома, гуляй, родная, ни к чему такая спешка. Я принимаю скромный вид седьмого гнома, который первым обесчестит Белоснежку.
Не так уж дорого, но суетно и душно в борьбе за истину – осаго или каско?.. Не отворачивайся, глупая лягушка, тебя одну не наебали в этой сказке.