Севилья

Михаил Микаэль
                Мерче
               
                http://www.youtube.com/watch?v=RBcL2i4RiyQ
               
1. Нож

Ел глазами тебя сарацин –
Сок граната на спелой груди.
В теле евнуха множество длин,
Ну а в тело твое не войти.

Губы ссохлись, на ветке лимон
Желтизною желанья манил.
Ветвь сухая скрипела и стон
Ветер в горле гортанном носил.

Ты ждала –
я приду ли?
Приду.
В голенище припрятанный нож
Сарацина отрежет губу,
Чтобы в уши твои был не вхож

Звук пустых обольстительных слов…

И навахой по пальцам ему!

Чтоб не крался к горошине вновь,
Той, что всех  я нежнее сожму…

Сарацина распорота грудь,
Сердце вырвал – то мясо черно…
Мне еще бы ножом полоснуть
Темный свет, что струится в окно.

2. Хуан и Педро

Льется свет в окно.
С деревьев
Ты срываешь запах цедры.
Кто же был с тобою первым –
Дон Хуан, а может Педро?
Имена их потускнели,
Стерлись этим утром ранним…
Шли монахи и велели
Стать мне к вечеру марраном.
Хорошо. Крещусь тобою –
Ты лежишь раскинув руки.
На распятье лягу сдвоив
Два креста.
И две разлуки.

3. Свечи

Что читаю? Только Тору.
Разворачиваю свиток.
Буквы так близки, что впору
Им дитя родить в прибыток.

Ну а где же крики, стоны,
Возгласы и восклицанья?
Нет их – гласных. Как бутоны
Отцвели… Любовь мерцаньем

Двух свечей застлала ложе,
Поцелуями покрыла…
Стала женщина моложе,
И пришла к мужчине сила

Ста мужчин из ста селений,
Лучших, и без разговора…
Золотой плывет твой гребень,
Я опять читаю Тору.

4. Бык

На Пасху коррида в Севилье –
Упал я – вот Ангела крылья.
Запутались слепо в ветвях.

Смерть мчится на острых рогах.

Метались оглохшие тени –
Судьбу кто теперь переменит?

И плакали колокольчики –
Маленькие как школьники.
У агнцев - на шеях нежных.

Боялись трезвонить. Прилежно
Швея небесная шила
Саван из кожи цыпленка….

Синьора меня любила –
И вскрикнула голосом тонким.

И поднялась, и навахой
Шнурки перерезала – махом...

Стояла нагая. Без страха.

И бык упал на колени,
В опилки, как в смерть - на арене.

Бык иберийский…

5. Бесенята

Что ты знаешь о Хуане? – он тебя, голубка, любит.
И такой любви не знали никогда в резной Севилье.
Сто испанок ночью страстной закричат – слова Хуана
Все равно услышишь – тело изогнется – и дугою
Поднесет на блюде кожи угощенья для мужчины.

Как твои соски желанны…  шея – путь для поцелуев,
Руки – держат мандрагору, бедра слепят, икры просят
Танца быстрого и лоно – словно бы врата из шелка,
Лепестков, что кабальеро раздвигают то и дело…
Кони рядом ждут, но всадник на седло взлетит не скоро…

Зло кричат из окон – «шлюха!»… заржавевший визг  монахинь,
Девы старые, что прячут похоть от людей под юбкой,
Пусть высовывают лица, смотрят жадно христиане
На чертей – ведет Хуан их на веревочках, бесенки
Лезут вверх, как обезьянки, по одеждам трех цыганок –

Те танцуют и в оборки – цепче впились чертенята.

Но вращенье все быстрее – отрывают черти когти,
И летят, руля хвостами, в окна, на твоих соседок…
Ты смеешься? Ты – прекрасна. В снах тебя увидел, давних,
Средь деревьев апельсинных.

Донья.

6. Суламифь

Сшей платье себе подвенечное -
Под стрекот - стежками - цикад.
Чтоб только подвинула плечиком -
И ткани на землю скользят.

Чтоб только откинулась телом ты -
И я уже вместе с тобой...
Атласное платье,  не белое –
Граната кровавый раскрой.

Сшей платье себе подвенечное...
Фата на затылке остра...
Над площадью бабочки мечутся,
Иль пепел летит от костра?..

Печать моя, шестиконечная,
Не сможет помочь, Суламифь.
Сшей платье себе подвенечное,
Подол - дольше жизни - продлив.

7. Кончита и Хуана

Два лимона и три апельсина
Всё мелькают в глазах до сих пор.
«Из-за гор он, из Франции зимней,
Он жонглер, он красавчик и вор!»

«Он стащил башмачок у Кончиты,
У синьоры Хуаны корсет!
Так их жаль – башмачки пусть разбиты,
И в корсете упругости нет»…

«Но зато веселилась Кончита,
и явилась на мессу босой.
А Хуана под утро, открыто,
Но не в церковь – к себе же домой»…