(из Билли Коллинза, вольный перевод)
Уже сам глухой звук кости о тарелку вызывает аппетит,
тем более вид оссо буко: неприступная крепость
в окружении ризотто, с мясом нежным как плоть ангелочка
прежде обитавшего высоко за облаками.
Внутри самое лучшее -- глубоко запрятанный костный мозг,
проникаешь в который как в факт личной жизни
животного, обсасываешь и отправляешь вниз
запивая бодрящим охлажденным вином.
Как замедляется течение времени после обеда.
Я превращаюсь в гражданина, откинувшегося в креслах,
создание с наполненным желудком,
образ, который не встречается в стихах,
в этом святилище недоедания и лишений,
где всегда идет дождь, ботинки стоят у двери,
птицы промышляют редкой ягодой суровой зимой.
Однако сегодня отяжелевшая теплая лапа
львицы пресыщения лежит на моей груди,
и мне только и остается, что закрыть глаза
и прислушаться к ритму умиротворения
и к звонкому смеху жены
болтающей по телефону в соседней комнате,
женщины приготовившей сочный оссо буко,
указавшей пальчиком мяснику на желаемый кусок,
ведущей теперь оживленную беседу с далекой подругой,
покамест я пребываю в замедленном времени
около опустошенного стола, с горячей чашкой чая в руке,
как будто представитель дружелюбных аборигенов,
как чей-то надежный путевой, или даже любимый сын вождя.
Где-то, в ином измерении, человек карабкается по скале,
локти и колени его разбиты в кровь, беглый ирландец пытается
улизнуть с огромным бриллиантом в пустом желудке,
где-то еще представители всех наций смотрят
друг на друга, сидя за большим и пустым столом.
Когда как здесь зажженые свечи льют свой теплый свет,
тот самый, за которым писали и Шекспир и Исаак Уолтон,
освещавший и оттенявший многие исторические лица.
Но сейчас он играет на голубоватом фарфоре,
смятых салфетках, на перекрещеных ноже и вилке.
Один из нас скоро отправится спать.
За ним последует и второй.
Мы соскользнем под покрывало ночи
и провалимся в чысячи лье воды, все опускаясь
и опускаясь в темную глубину, на глухое дно,
где тяжесть снов затянет нас еще глубже,
ниже слоистых подводных скал,
ниже слоев голода и наслажения,
в разломанный костяк самой Земли,
в самую сердцевину существования.