Мной двигала одна простая мысль,
Что человек по сути одинок,
Не так, так эдак -
Исключенье - редкость.
*
Горит свеча или другой светильник,
Или луна, а, может быть, и солнце -
Тут освещенье роли не играет -
Оно внутри двоих. Лицом к лицу,
Они сидят, лежат, парят - не важно.
Никто из них не открывает рта.
Он смотрит на лицо её, ослепнув,
Потом, не в состоянии смотреть,
К губам её надолго приникает
И снова смотрит, видя только прелесть.
Такой филармонический эффект,
Где послезвучье длится дольше пьесы.
Бывает - для неё это внове,
Тогда она, желая подтвержденья,
Той музыке, что в сердце ясно слышит,
Тихонько шепчет: любишь?...любишь?...любишь?
*
Два человека что-то говорят
Друг другу громко, горестно и желчно,
Но звук, достигнув слуховых мембран,
Колеблет их, не попадая в душу
И отклик боли не находит в ней.
Так крик в горах, глухих, лишённых эха,
Выходит из распяленного рта
И падает к ногам тончайшей льдинкой -
Попыткою, замёрзшей на лету.
И, так как, оба говорящих - глухи -
Сведён на нет весь смысл их разговора,
И потому, закончив пантомиму,
Они уходят в разные концы,
Оставив за спиной пустыню сцены.
*
Скамейка в парке. Тихое кафе.
Альтернатива - в комнате два кресла.
Остывшие любовники. Чета,
Достигшая черты в своём союзе.
Отец и сын. Наследник и родитель.
На пологе глобального молчанья
Отчаяния явственный налёт,
Когда слова, что листья перед снегом -
И чувствуют и слышат только смерть.
Когда былое пламя, угли, искры -
Уже зола и горькая зола,
Что душу полнит, если не упрёком,
То - почему? - повисшем без ответа.
Когда не видят будущего двое -
Действительно, о чём тут говорить?
*
Любое время года. Безмятежность.
Тропинка меж решётчатых заборов.
Хозяева, внимательно и молча
Глядящие пришедшему вослед,
К чему любой привычен посетитель -
Визит сюда, как правило, системен.
И, наконец, знакомый тесный двор.
И разговор, негласно здесь идущий
Всегда печален, ибо он же - память
О собеседнике, которого при жизни
Вполуха слушал, думал - после...после...