•
Единственность судьбы –стихия, рок;
летящий в пропасть камень или птица
взмывающая к солнцу… Только Бог,
и только Он перевернёт страницу
любой судьбы. Привычно к небесам
нам взоры обращать , ища ответа
своим сомненьям, и меж тьмой и светом
порою слышны чьи-то голоса
о том, что боль, присущая душе,
созвучна тонкой линии полёта,
то сильное, то мягкое туше
лишь оттеняют правильную ноту,
которая и скорбна и прекрасна,
лукавство перед Вечностью напрасно.
•
Лукавство перед Вечностью напрасно –
чуть брезжит утро, солнца луч в окно
скользнул неслышно и на пуф атласный
прилёг, затем взобрался на сукно,
хранящей теплоту любви постели,
где сны и явь, где слёзы и мечты…
Быть может, это всё и вспомнишь ты
наедине с собой. Почти у цели,
когда у пирса ожидает бриг,
чтоб пересечь границу тьмы и света,
вдруг снизойдёт прекрасного примета
и сердце остановится на миг…
Здесь и сокрыт познания исток –
есть только дар прочтенья между строк.
•
Есть только дар прочтенья между строк,
есть между нот звучание иное,
способность преступить через порог –
я помню снег и при июньском зное.
Томленья стон перетекает в смех,
приподнимает ввысь и прочь уносит,
и возвращает вниз, а сердце просит
любви. Одной любви. Но новый грех
подстерегает тьмою или светом,
и как остаться избранным при этом,
почувствовать гармонию в грозе,
начало жизни в зреющей лозе,
избавиться от напасти опасной
невнятных снов души, невинно страстной
•
Невнятных снов души, невинно страстной,
мелькнула тень и канула. Мой друг,
когда играет музыка, так ясно
где есть любовь и где касанье рук
дарует счастье, где желанья тела
как просветленье духа и души.
Какая нота кроется в тиши
воспоминаний! Птица пролетела,
оставив на руке твоей перо
и лист кленовый, словно лист бумажный,
и раздаются звуки болеро,
венчая миг торжественный и важный.
Но изменяет всякий раз обряд
ассоциаций выстроенный ряд.
•
Ассоциаций выстроенный ряд
уводит вглубь, и таинство изнанки
исследует неторопливый взгляд.
Вина сочится словно кровь из ранки,
определяя искренность души.
Тишайшим эхом отдаётся слово
из будущего или из былого,
услышать бы как слышат малыши
дыханье матерей, а те – младенцев…
Всю ночь играет музыка у венцев.
Конечно вальс. Три четверти. Без слов.
Рассматривает память свой улов,
стремясь точнее уяснить: сомненье –
источник пустоты иль вдохновенья?
•
Источник пустоты иль вдохновенья
случайный звук, подслушанный в ночи?
И сновидений медленное тленье
спасает или губит? Чьи лучи
пронизывают нас до основанья,
тревожа разум, будоража плоть?
Кто назван высшим именем – Господь?
Кто наречён таким Великим званьем?
В чём корень жизни? За цветеньем зла
теряется значение измены,
и перемена участи вошла
в волокна тела, как наркотик в вену,
смыкая покорёженные звенья
соединенья места и мгновенья.
•
Соединенья места и мгновенья –
крупицы веры, неба островки.
Здесь сделать шаг уже не дерзновенье –
естественность. Течение реки
есть объясненье всех земных законов.
Но кто узрит в движении воды
оставленные временем следы?
Таких – один на сотни миллионов.
А если ты? Сквозь ветви тополей
видны прогалы голубого света,
как будто где-то там в награду лето
вьёт лабиринты сказочных аллей
для посвящённых. Там кто миром клят
меняют путь и бесконечно длят.
•
Меняют путь и бесконечно длят
своё сраженье с призраком безумцы.
Награда – пустота, победа – яд,
надежда – просто блеф. Из всех презумпций
первейшая – невидимость души.
Как ни слагай крупицы мирозданья,
в итоге только лживые преданья,
подобные миражам анаши.
В беспамятстве неистово молясь,
выпрашивая неги и покоя,
с душой теряешь истинную связь.
Как часто произносится благое:
невинного нет жаждущих карать,
а наяву – бесчисленная рать.
•
…А наяву бесчисленная рать
шагнувших в никуда из ниоткуда,
явившихся страдать и умирать
с надеждою на совершенье чуда
в последующем. В эту круговерть
вовлечены и взрослые и дети.
Что для людей важней всего на свете? –
два таинства души: любовь и смерть.
И все сполна познают эту муку
прозрения, что мы в потоке дней
обречены на скорую разлуку,
живя среди фантомов и теней.
И где укрыться от зовущих взоров
изменников, плутов, шутов, актёров?
•
Изменников, плутов, шутов, актёров,
героев, мудрецов – не счесть. Весь мир
из единиц. У каждого свой норов
и свой кумир.
И даже если отрицать влюблённость,
сверкая зло очами и топча
сухую пыль с усердьем палача,
то всё равно нужна определённость.
Как стрелка компаса. В ответе на вопрос
всегда сначала проступает нос,
потом очки и лишь затем глаза –
и вот весь выбор, да ещё слеза.
Но правду скажут гений или мать –
любовь одна способна выбирать.
•
Любовь одна способна выбирать
убежище от недостойных версий
путей судьбы. Чтоб грязным словом тать
не осквернил души. Но даже если
коснётся дум неясный полустрах,
полусомненье в истинности знака:
диез-бемоль, мажор-минор, однако,
имея слух не ошибёшься. Взмах
ресниц ли, рук сменяется на кротость,
неспешный шаг – на бешенный аллюр…
Как разворотлив ум. Какая нота!
Но зорок в своём выборе Амур,
выуживая в гуле драк и споров
отличия во множестве повторов.
•
Отличия во множестве повторов –
плоды и птицы, звери и цветы –
творения Ваятеля, который
с секретом воплощения на ты.
Бесценный опыт постиженья цели
не приближает к истине. Итог
таится за пределами дорог,
проторенных тобой. Из моря зелий
познанье истин – злейшее. Мой друг!
Когда влекомый исступленьем страсти
не оглянёшься замыкая круг,
ты чист как ангел. Все единой масти.
И кто тот гений, знающий урок –
в чём Бог и свет, где пошлость, где порок?
•
В чём Бог и свет, где пошлость, где порок? –
начертан символ на короне века.
Владетель снов и истины то строг,
то милосерден к миру. Человека
влечёт всегда обманная стезя
благополучья. В поисках блаженства
всё откровенней тает совершенство,
но знать свой жребий смертному нельзя.
Когда же ночь спускается с небес
и возвещает о кончине света,
никто не скажет страннику про это,
он сам увидит небо, поле, лес –
незнающих ни цели, ни дорог,
азалии цветут всё также в срок.
•
Азалии цветут всё также в срок,
как и зиме предшествуют ненастья
осенних грёз. Ещё не спит сурок,
но сон уже забрасывает снасти
в его жилище. Выморочный день
висит в пространстве беспробудным ливнем,
и мамонты теряют шерсть и бивни,
и в полдень человек теряет тень.
Столпотворенье жизней и смертей
почти не вызывает интереса,
под знаменем комфорта и прогресса
сменяется романтика идей,
в которой что ни киник, то игрок;
единственность судьбы – стихия, рок.
•
Единственность судьбы – стихия, рок;
лукавство перед вечностью напрасно,
есть только дар прочтенья между строк
невнятных снов души, невинно страстной.
Ассоциаций выстроенный ряд –
источник пустоты иль вдохновенья,
соединенья места и мгновенья
меняют путь и бесконечно длят.
А наяву бесчисленная рать
изменников, плутов, шутов, актёров;
любовь одна способна выбирать
отличия во множестве повторов,
в чём Бог и свет, где пошлость, где порок…
Азалии цветут всё также в срок.