Вот женщины плывут, как монгольфьеры
На фоне радуги и ветер тут как тут,
Демонстративно опустив манеры,
Пытается сорвать с них атрибут.
В такие дни двор светом залит,
Молочница бредет с бидоном в хлев.
И только я один ничем не занят,
Гляжу в окно, от утра захмелев.
Шары летят высоко, очень важно.
Из газа сплетены их кружева.
А в воздухе, чуть слышно и бумажно,
Скрипят на солнце юбок жернова.
Я щурюсь, формируя те морщины,
Которыми гордиться стану и
Мне подставляют бедра, плечи, спины
Две мокрых, мхом покрытых, статуи.
По ним спускаюсь вниз и замираю,
Когда проходит мимо кто-то злой.
Наверно, это сторож, я не знаю,
Но этот кто-то, видимо, за мной.
Перебегаю двор от стенки к стенке,
Гляжу в колодец, нету ли там звезд
И приседаю с хрустами в коленке,
Чтоб разогнаться, выйдя в полный рост.
Теперь бегу, направо и под арку,
Потом забор, ворота, в них и вот,
Дом позади. Я рад тому подарку,
Который подарил себе. Живот
Болит, в боку болит от бега,
Трава под подбородок, режет, жжет.
Я падаю в овраг, он полон снега,
Где на краю зимы меня никто не ждет.
Никто меня не ищет и не знает,
Что в двух шагах от дома, в тишине,
Зарывшись в теплый пух, ребенок отдыхает
От взрослых, лежа на спине.